Гавань проклятых, Вариация на тему "жизнь, после смерти" Опции

[Белл Уоркис]

Ну так вот, моя проба пера. Одним словом, фанфик... Возникла как-то идея, проанализировав сюжеты 2-х певых частей ПКМ, логически вывести 3-ю. Как ни странно, кое-что получилось. Приведу начало, ежели будет интересно, продолжу

Условно, назову это
Гавань Проклятых
АВТОР: Белла Уоркис
ЗАДЕЙСТВОВАНЫ:
Капитаны: Джек Воробей, Дейви Джонс, Барбосса, Норрингтон
Гражданские: Элизабет Свон, Уилл Тернер, Тиа Далма, лорд Беккет.
Новые: Сяо Фенг, Чунмин, Гарри Тиггс.
Массовка: пираты, солдаты и утопленники.
ПАРЫ: будут
РЕЙТИНГ: R
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: подробная сцена утопления, монстры и скелеты.
СТАТУС: в работе
ОТ АВТОРА: Все герои (кроме Чунмин) принадлежат не мне. Все, здесь написанное, создано исключительно в развлекательных целях и никакого коммерческого дохода не несет.

ВМЕСТО КРАТКОГО СОДЕРЖАНИЯ (представьте трейлер):
Голос Тиа Далмы: «Вы готовы отправиться на край света, чтобы спасти красавчика Джека?»
Перед взглядом летит поверхность старинной карты. На ней нанесены корабли, острова, прорисованы монстры. Постепенно поверхность карты переходит в морские волны и среди простора океана виден корабль с перепончатыми парусами. Корабль дрейфует на темных волнах под багровым небом. Команда с ужасом смотрит в черную глубину.
Голос Сяо Фенга: «Она показывает все опасные места в океане»
Руки в перстнях с длинными неухоженными ногтями вытаскивают потрепанный свернутый пергамент из тайника. Китайский пират приподнимает за подбородок голову Элизабет и смотрит ей в глаза. Она отвечает гневным взглядом. «Хороша, а?» - спрашивает довольный Барбосса.
На палубе джонки возмущенный Уилл смотрит на Барбоссу: «Ты все время лгал нам!» «У всех свои интересы в этом деле, мистер Тернер», - усмехается Барбосса и уходит прочь.
Голос Джека: «Далма, знает о наших слабостях все, цыпа»
Пушечные залпы, дым, китайцы рубятся с Гиббсом и Тернером, один корабль тонет. Уилл распахивает дверь в каюту джонки и видит перепуганную китайскую девушку.
Голос Далмы: «В мире, где встречаются живые и мертвые, ничто не остается прежним. Многое измениться в вас самих. Поверь желаниям, и сможешь найти путь назад»
Сцены:
На фоне белой пустыни Элизабет кричит вслед Джеку: «Мы должны выбраться отсюда!» На палубе «Летучего Голландца» Дейви Джонс Джеку Воробью: «Мне нужен залог», - и Джек оборачивается к Элизабет. Джек на фоне белой пустыни поднимается с земли и резко открывает компас. «Пожалуй, мы найдем курс, цыпа». В темной гавани один за другим всплывают сгнившие корабли. «Скоро они будут здесь, губернатор», - говорит Норрингтон. «Отлично», - отвечает напудренный Беккет, с довольным видом поглаживая сундучок.
Голос Джека, увещевательным тоном: «Нас ждет заварушка, в которую не стоит ввязываться в одиночку»
Джек, Барбосса и Уилл сидят в таверне рядом с грязным и страшным одноногим пиратом (Кит Ричардс) «Какую долю добычи вы хотите?» - спрашивает этот пират.
Далее наплыв сцен.
Элизабет на расстоянии нескольких миллиметров смотрит влюбленными глазами на Джека и говорит: «Вы мне мешаете, капитан Воробей». Джек кричит: «Залп!» «Черная Жемчужина» стреляет по джонке стоящей среди скал. Уилла выбрасывает за борт взрывной волной. Кракен обвивает джонку щупальцами. Щупальца разносит шлюпку в щепки. Уилл приставляет к горлу Джека саблю: «Где Элизабет?» Девушка китаянка, хватается за лезвие сабли Уилла. Солдаты выбивают дверь. Морское сражение множества кораблей. Норрингтон дерется с Джеком. В роскошном интерьере Элизабет швыряет в Беккета мушкетом. На корме «Жемчужины» Уилл дерется с четырьмя пиратами Дейви Джонса. Девушка китаянка перерубает саблей трос и, держась за него, бросается с марса на палубу. На городской улице Джека и Элизабет берут в окружение пираты. Элизабет обнимает Уилла. Барбосса и Джонс ударяют по рукам. Элизабет обнимает Джека. Темный фон. Музыка стихает.
Голос Тиа Далмы: «Только один смог найти выход из Гавани проклятых»

Элизабет стоит на фальшборте корабля и держится за вант. Уилл твердо: «Элизабет, не делай этого!» Она оборачивается: «Извини, Уильям. Я должна» и прыгает за борт.
На темном фоне появляется надпись: «Пираты Карибского моря. Гавань проклятых». Скоро на экранах…

Гавань проклятых
Часть 1. Выгодная сделка
- Хороша, а? – довольный Барбосса откинул покрывало, скрывавшее лицо пленницы. Её внешность должна была поразить капитана Фенга. И взглянув на стоящего перед ней пирата, Элизабет поняла, что нужное впечатление достигнуто. Сказать, что после восьми месяцев морских скитаний она прекрасно выглядела, значило сильно польстить. Однако, светловолосые европейки были редкостью в Сингапуре. И голодно-жаждущие взгляды команды «Ин Цзяо» подтверждали её привлекательность. Такие пленницы попадались редко, а уж пленницы-аристократки тем более. Конечно, Барбосса не утаил её происхождение, расхвалил, перед тем как привести на показ. За диковинку не жаль денег. И сейчас такой диковинкой была мисс Элизабет Свон. Со связанными руками и в платье Тиа Далмы она вступила на борт джонки «Ин Цзяо», принадлежавшей сингапурскому пирату Сяо Фенгу. И сейчас капитан Фенг контрабандист, пират, убийца и большой любитель женского пола с внимательно рассматривал все, что не прикрывало платье.

Было совсем не холодно, но Элизабет пробирала дрожь. Платье едва держалось, сжимая ребра корсетом. На наряд знатной дамы, что носила раньше мисс Свон, оно походило мало. Тиа Далме нравилось надставлять прорехи в своих платьях разноцветными лоскутами, в результате юбка напоминала хвост павлина, отдаленно сохранив изначальный крой. Но в любом случае, платье выглядело «по-европейски», экзотично. И это было главное.

«Европейскую» прическу мисс Свон также делала Далма. Ведьма имела весьма далекие представление о моде рококо вообще, и прическах аристократок в частности. Элизабет категорически запретила делать себе начес, с которым обычно щеголяла сама Далма, разрешив только подобрать несколько прядей на затылке.

- Взгляните, капитан Фенг. Истинно товар первый сорт! - нахваливал Барбосса, отдергивая один из лоскутов юбки, обнажая Элизабет ноги. Элизабет вздрогнула. Барбосса издевался, прекрасно зная, что возразить ему она не сможет. Он, конечно, нарочно унижал её в и без того унизительной ситуации. Сжав зубы, Элизабет думала: «Ох, и устрою я вам капитана Барбосса, если только вернусь на «Шень». Фенг подошел ближе. Он согласно кивнул, требуя опустить платье. Афишировать свою наложницу перед командой он не хотел, по крайней мере, сейчас. Он приподнял голову Элизабет за подбородок и заглянул ей в глаза. Элизабет взглянула на него без страха. Две щелочки темных глаз. Жесткие черты загорелого, немного желтоватого лица. Длинные тонкие прядки усов и такая же жидкая бородка. Властный взгляд, темные брови почти сошлись на переносице, но тонкий рот улыбался. По крайней мере, это выражение можно было так назвать. Сяо Фенг славился как один из самых опасных морских разбойников Южно-Китайского моря и Малаккского пролива, и именно у него хранилась вещица, что была нужна им больше всего на свете.

В это время Пинтел и Рагетти выкатывали бочонки рома на палубу «Ин Цзяо». Поводом явиться на джонку Фенга явились именно они – груз ямайского рома, захваченный удалым капитаном Барбоссой по пути в азиатские страны. Капитан Барбосса остро нуждался в деньгах, потому предпочитал перепродать награбленное, и зажить трезвой, но богатой жизнью. По легенде, придуманной не без участия мисс Свон, в нагрузку к рому Барбоссе досталась светловолосая европейка, и он не преминул так же предложить её Фенгу.

Пока боцман сингапурцев проверял целостность бочонков, Пинтел и Рагетти мялись рядом с Барбоссой.
– Что же, – протянул Барбосса. - Раз сделка состоялась, капитан Фенг, один из бочонков дарю вашей команде. В знак дружеского расположения.
– Прекрасно, капитан Барбосса, – отвечал Фенг на неплохом английском, чем ни мало удивил Элизабет. – Прошу вас и мисс пройти в мою каюту, чтобы отметить приобретение.

Элизабет подтолкнули в спину, и она последовала за пиратами. Каюта похожая на ту, что занимала сама Элизабет, отличалась захламленностью. Нельзя было ступить, не споткнувшись о какой-нибудь сундук, сундучок или ящик. Судя по многочисленным вещицам, Фенг не бедствовал. Все сундуки были непустые, и где-то хранилась увесистая связка ключей, открывающая доступ к их богатствам. Зацепившись подолом за очередной ящик, Элизабет упала на гору подушек, вызвав дружный смех Фенга и Барбоссы. Пинтел, расположившийся за дверьми, явственно произнес: «Не переломай ножки, пупсик!» Рагетти тоненько захихикал.

– Предлагаю вам капитан, оценить мое приобретение вместе со мной. Раскупорьте бочонок, - приказал Фенг своим людям. Ром разлили и Барбоса по просьбе китайца начал рассказывать историю своего путешествия. Элизабет тоже плеснули рома, но она предпочла только делать вид, что пьет, неотрывно следя за Фенгом. Время от времени Сяо Фенг бросал на неё учтивые взгляды. И вполне приветливо улыбался, выслушивая Барбосу, пока тот пересчитывал свой барыш. Сумма, которую за неё заплатили, Элизабет не интересовала. Все её внимание было сосредоточенно на кружке капитана Фенга. Наконец, осушив до дна последнюю чарку, Барбосса крякнул и, громыхнув кружкой об стол, собрался уходить. Он уже порядком захмелел и, покачиваясь на манер Джека Воробья, двинулся к дверям. Фенг провожал его.

– Да! Капитан Фенг! – обратился к пирату Барбосса, застыв в проходе и загораживая своей мощной фигурой обзор для пиратов Фенга. – Надеюсь, что девчонка… Дальше он понизил голос, заставив Сяо прислушиваться к его сальной шуточке. В это время Элизабет мгновенно извлекла из-за корсажа крохотный флакон и, выдернув пробку, быстро опрокинула содержимое в кружку китайца. Хохот, раздавшийся от дверей, доказывал, что удалась не только шутка Барбоссы, но и её тоже.

[Белл Уоркис]

Глава 13. Чёрное честолюбие (продолжение 3, 4, 5)

Вернувшись на «Картахену» первым делом Норрингтон приложился к спасительной бутылке с виски, но алкоголь только усугубил плохое настроение. Взглянув с презрением на почти пустую стеклянную емкость, Джеймс запустил ей в переборку и повалился на стул, обхватив гудевшую голову руками. Давняя история Джона Брайтена, вернулась неожиданно. В памяти вновь всплыло забытое воспоминание, возникнув в воображении, словно живая картина.

***
Все началось с глупой шутки пятнадцать лет назад. Хмурый английский вечер опускался на засыпающий Бристоль. Линкор «Разящий» стоял в порту уже почти две недели. Команда его выполняла рутинную работу, периодически выпрашивая у капитана разрешение прогуляться в порту. Гардемарины изнывали от муштры, мичманы занимались хозяйственными делами, а лейтенанты гоняли всех остальных и с нетерпением ждали возможности снова выйти в море. В то время Джеймс Норрингтон был одним из восьми лейтенантов на «Разящем». Имена своих сослуживцев он помнил и сейчас. Первый лейтенант Ричард Пикард – тридцатилетний, высокомерный карьерист; простодушный Джордж Хадд; конопатый Томас Рикетт; весельчак Алан Рейнолдс; мрачный и самый старший из них Хью Трейдер; совсем еще мальчишка Питер Уотер и ровесник Джеймса Джон Брайтен. Всем им в то время довелось служить под командованием сурового Чарльза Гарднера. Пожилой и седовласый капитан, побывавший во многих боях, руководил своими подчинёнными, никому не давая спуска, и поддерживая на корабле суровую воинскую дисциплину. Однако это не мешало некоторым еще не достаточно степенным служакам затевать проказы и даже оставаться в результате безнаказанными. Как правило, идейным вдохновителем всех проделок неизменно становился лейтенант Брайтен. Именно он умел спланировать все так, чтобы до сурового Гарднера не дошло лишнего, а объект шутки оказывался в такой конфузной ситуации, что сам ни за что не пошел бы жаловаться капитану или первому лейтенанту.

Нужно отметить, что между первым лейтенантом и Брайтеном с переменным успехом велась своя маленькая война. Дело в том, что Ричард Пикард был невозможно щепетилен во всем, что касалось формы, устава и порядка. Любые отклонения от эталона, то есть от него самого, считались едва ли не попыткой опорочить честь всего Королевского флота. Его парик всегда был безупречен, на кителе не было ни единой лишней морщинки, а пуговицы блестели на солнце, наводя на мысли о том, что хозяин тратит некоторое время на их полировку. Джеймс отчасти подражал первому лейтенанту, но делал это не слишком явно, поскольку большинство предпочитало высмеивать Пикарда за его чрезмерный аккуратизм.

Что касается Джона Брайтена, то он был менее всех исполнителен в поддержании безупречности вида морского офицера. И главное прегрешение его было в том, что, совершенно игнорируя требования, Джон ненавидел носить парик. В море это правило исполнялось не так строго. Но стоило кораблю встать на якорь в порту, как первый лейтенант Пикард начинал ходить за Брайтеном как хвост, одолевая его постоянными замечаниями по поводу злополучного парика. Не удивительно, что к концу второй недели стоянки в Бристоле у Джона созрел план мести и следующим объектом шутки должен был стать именно вредный первый лейтенант. Хадд, Рикетт, Рейнолдс и Уотер поддержали идею Брайтена с большим энтузиазмом. Каждому из них придирчивый Пикард уже успел насолить в свое время не раз. Хью Трейдер был не в восторге от этой затеи, но в силу вечной зависти к первому лейтенанту поддержал общий план. Норрингтон в большей мере опасался гнева капитана как самый дисциплинированный из всех. Однако он тоже присоединился к большинству, не желая стать следующим объектом подшучивания.

Итак, проделка была спланирована, и даже для пущего эффекта приурочена к знаменательной дате в жизни первого лейтенанта. Как оказалось, педанту Пикарду тоже не было чуждо человеческое. Как выяснил Рейнолдс, Ричард Пикард собирался жениться. В скором времени он планировал навестить свою благоверную с целью сделать ей предложение, и конечно, ради этого события он собирался надеть парадный мундир, приведенный в самый безупречный вид. Искренне посочувствовав, несчастной девушке, лейтенанты-заговорщики решили внести свою лепту в сватовство их угнетателя. В ночь перед торжественным походом первого лейтенанта за невестой, Рикетт и Уотер должны были прокрасться в его каюту и, пока первый лейтенант спал, забрать его мундир, парик, саблю и кортик. Затем, все вместе лейтенанты собирались отправиться в ближайший кабак, для того чтобы провести торжественное омовение похищенного мундира в доброй порции ямайского рома. А после, хорошенько прополоскав мундир в луже, вываляв парк в пыли, вымазав смолой саблю и кортик, им нужно было незаметно вернуть имущество первого лейтенанта в каюту и со счастливыми улыбками заснуть, ожидая результата своей проделки.

Джеймс предчувствовал неладное с самого начала. Джон Брайтен не смог участвовать в деле лично, поскольку именно в ночь перед сватовством Пикарда он должен был нести вахту. Джон, казалось, был искренне разочарован таким поворотом событий, но момент для шутки был слишком удачен, чтобы его упустить. Потому Брайтон пожелал приятелям удачи, пообещав прикрыть их отсутствие на корабле, в случае если капитан начнёт кого-то из них искать.

Итак, мундир и оружие были удачно похищены из каюты первого лейтенанта, и, попрощавшись с Джоном, оставшимся скучать на вахте, компания направилась в порт. Джеймс хорошо помнил, как преобразился в ту ночь парадный китель аккуратиста Пикарда. Даже сейчас Норрингтон не мог не улыбнуться, вспоминая, как некая Дженни - мамзель из портовой таверны, не переставая хихикать, увлеченно поливала мундир первого лейтенанта своими дешевыми духами, стараясь угодить новым знакомым офицерам. Девица так увлеклась, что не пожалела даже помады ради общего дела и старательно оставила на обшлагах и воротничке многочисленные «поцелуи». Кроме того, согласно намеченному плану мундир был «обмыт» ромом, не миновав так же и лужи. В общем, к завершению «увольнительной», некогда безупречный китель и парик первого лейтенанта выглядели так, словно бы их хозяин неделю не вылезал из сточной канавы, проводя там время в обществе многочисленных девиц и изрядных порций алкоголя. И Джеймс не мог не признать, что и сам приложил к этому немалые усилия. Выпив пару кружек, он уже не стоял в стороне и веселился вместе со всеми. Наконец, весьма довольные результатом и будучи не вполне трезвы, приятели направились обратно на свой корабль, предвкушая, какой сюрприз ожидает Ричарда Пикарда следующим утром. Однако сюрприз ожидал их и прямо по возвращении.

Во-первых, Пикард не спал. Во-вторых, не спала почти вся команда линкора, разыскивая злодеев, обокравших первого помощника капитана. В-третьих, капитана Гарднер так же бодрствовал и очень интересовался, куда исчез практически весь офицерский состав корабля, а потому лишь только гуляки вступили на борт, их повязали, предъявив обвинение в краже, порче имущества старшего по званию и в том, что они самовольно покинули корабль. Джон Брайтен присутствовал здесь же, но его причастность к проделке видимо не могли доказать, а поскольку он оставался на вахте, то имел вполне приличное алиби и через некоторое время его оставили в покое.

У всех остальных же шансов оправдаться не было совершенно. Ситуация усугубилась тем, что, как оказалось, следующим утром на «Разящий» собрался прибыть сам адмирал эскадры. А значит, вся команда должна была участвовать в торжественном построении перед ним. Само собой, ни о каких отлучках к невесте не могло быть и речи. Весьма озадаченные этим обстоятельством, и уже получившие приличный нагоняй от капитана провинившиеся лейтенанты обратились за разъяснениями к Брайтену в весьма суровых выражениях.

Джон не собирался оправдываться. Он рассказал, что нарочный от адмирала явился сразу, как только они ушли. Нарочный приказал разбудить капитана и сообщить ему, что флотское руководство собирается почтить линкор «Разящий» своим присутствием завтра утром. Само собой Пикард был разбужен тоже. Он сразу же хватился своего кителя и первым делом обратился к вахтенному офицеру. Джон рассказал, что он изворачивался, как мог, утверждая, что ничего не видел и не знает, куда делся его мундир. Не сумев добиться от него толка, первый лейтенант отправился прямиком к капитану и заявил о краже. Через минуту весь корабль был поднят как по тревоге. Джон говорил, что надеялся на то, что его друзья вернуться пораньше и смогут незаметно подсунуть китель на место, но они слишком задержались.

На следующий день построение прошло вполне обыденно, за исключением небольшого инцидента. Первый лейтенант Ричард Пикард явился перед адмиралом мокрым с головы до ног, в свежепрополощенном мундире и парике. На удивленный вопрос командующего флотом: «Что с ним случилось?», хмурый капитан Гарднер дал объяснение, будто доблестный первый лейтенант буквально только что, спас из воды мичмана Гиббса, который не присутствует на построении, в связи с приключившимся с ним несчастьем. Лейтенанты стояли вытянувшись в струну, усиленно удерживая дыхание, но не из-за священного трепета перед начальством, а из опасений, что еще не выветрившиеся винные пары достигнут чуткого адмиральского носа.

Адмирал ничего не заметил. Он даже остался весьма довольным доблестью своих подчиненных, чего нельзя было сказать о капитане Гарднере и первом лейтенанте Пикарде. По окончании построения, Пикард просто рвал и метал, требуя возмездия, и Гарднер был не из тех людей, которые оказывают снисхождение. Приговор его был достаточно суров, но еще более унизителен. Каждому из участников ночного загула, было положено, в качестве взыскания, десять ударов веревкой, на верхней палубе, в присутствии всей команды.

Порка офицеров – дело редкое. А уже тем более, когда подобному взысканию подвергаются сразу шестеро. Джеймс и сейчас помнил то чувство щемящего стыда, когда они, снимая тонкие офицерские рубашки, поочередно становились к грот-мачте под взглядами всей команды. Громко отсчитывая каждый удар, боцман хорошенько отвесил по обнаженной спине назначенные десять каждому из провинившихся. Джеймс перенес экзекуцию стоически, не издав ни звука, в полной тишине он слышал лишь свист хлестких ударов, обжигавших его спину. Лейтенант Брайтен был здесь же. Ему не назначили взыскания, он должен был лишь смотреть, как наказывают его товарищей. Джон не сознался в своей причастности к произошедшему, но Норрингтон мог даже отчасти понять его. Окажись он на месте Брайтена, то поступил бы точно так же. И все же, именно этот инцидент стал причиной того, что лейтенант Брайтен однажды получил пиратское клеймо.

Шрамов не осталось, ведь веревочные удары не так жестоки, как удары кнута. Команда держала насмешки при себе, разумно посчитав, что ссора сразу с шестью офицерами им невыгодна. Инцидент так и мог считаться лишь неприятным происшествием, если бы не обстоятельства последовавшие сразу за ним.

Чуть меньше чем через неделю после злополучного построения стало известно, что первый лейтенант Пикард получил повышение по службе и покидает «Разящий» для того чтобы стать капитаном на одном из новеньких фрегатов, только что спущенных на воду. Это можно было считать радостным событием, ведь кроме избавления от злопамятного Пикарда, оно несло надежду на освобожденную им должность одному из лейтенантов. Однако радости на лицах младших офицеров не наблюдалось.

Хью Трейдер взирал теперь на Джона Брайтена с откровенной ненавистью. Как самый старший из лейтенантов Трейдер уже давно мечтал о должности помощника капитана, но Гарднер не спешил повышать его в чине, все так же оставляя на прежней должности. Трейдеру уже шел тридцать первый год, и постепенно уязвленное честолюбие начинало преобразовываться в злобу, изливаемую на более удачливых сослуживцев. Лейтенант Трейдер открыто утверждал, что не верит ни единому слову Брайтена. Он искренне считал, что Джон сам доложил об их отлучке капитану. Более того, Хью постоянно твердил, что и саму выходку с кителем шутник-Брайтен подстроил специально и так, чтобы самому выйти сухим из этой передряги. Норрингтона и Хадда так же посещали подобные мысли. Даже Уотер, Рикетт и Рейнолдс, которые были наиболее дружны с Джоном, начали сторониться товарища. Все понимали, что теперь, как единственный, не имеющий дисциплинарного взыскания офицер, лейтенант Брайтен имеет больше всех шансов получить должность первого лейтенанта. Казалось, что расчет Джона был очевидным, и все же Джеймс не мог не признать, что Брайтен не пошел бы на столь откровенное предательство.

Да, пожалуй, из офицеров он был самым недисциплинированным. В нем было много странностей и привычек не свойственных дворянскому сословию, благодаря которым он легко находил общий язык с матроснёй. Лейтенант Джон Брайтен умел добиваться подчинения не только розгами, но и убеждением и даже отчасти дружбой, умудряясь при этом не выходить за рамки субординации. Ему удавалось заслужить уважение, не смотря на то, что многие матросы и мичманы по возрасту были намного старше его.

Если говорить о военной выправке, фехтовании, и прочем наследии военно-морского корпуса, то у Норрингтона иногда создавалось впечатление, что Брайтен не посещал там ни единого занятия. На памяти Джеймса таких неумех отчисляли без жалости или прививали им тягу к знаниям при помощи розг. И все же, не смотря на все это, Норрингтон признавал, что лейтенант Джон Брайтон был бы хорошим командиром. Стратегию, тактику и морское дело он знал как никто, и Гарднер не раз отмечал это. Лейтенанту Брайтену не нужно было проворачивать хитрые авантюры, чтобы заполучить должность, которая по чести и так должна была достаться ему.

В общем, через день после ухода Пикарда, капитан Гарднер собрался в адмиралтейство, приказав Джону сопровождать себя. Сомнений в том, что должность достанется ему, уже ни у кого не возникало. Лейтенанты ждали известия о назначении как данности, постепенно смиряясь с ситуацией. Однако новость, которую они узнали через пару часов, превзошла все ожидания. Место первого лейтенанта по-прежнему оставалось вакантным, однако сменился сам капитан. Чарльз Гарднер заявил в адмиралтействе о своей отставке, настоятельно рекомендовав вместо себя лейтенанта Джона Брайтена. Ситуация была необычной, и все же уступив поручительству заслуженного и опытного капитана, а так же старой дружбе, адмирал подписал назначение. Так, в двадцать два года Джон Брайтен стал капитаном линкора «Разящий».

[Капитан Анналита]

классно!!!! ПРОДОЛЖЕНИЯ!!!