Стихи и проза, творчество форумчан, Але! Мы ищем таланты Опции

[Дара]

lizon, а грустный стих наверно писать легче )))

[Одержимая]

Дара, жму твою руку! Суинимания - это не зараза, это наркотик))) Ооо, сладостный, но с солёным привкусом крови Фу, как я выражаюсь, люди, не воспринимайте сие всерьёз)))

[burka]

Дара,ну до чего красиво!!! Обалдеть... Замечательно...Мне всегда больше нравились грустные стихи..Они затрагивают глубже (ну это уже мое имхо)...
Молодец ты! )))))))

[Дара]

Одержимая, моя свиннимания...началась давно и прочно...кажется чуть ли не летом 2007 года...когда я написала пару стихов, один посвятив образу напрямую)) так что "заразно" это было скорее в шутку)) равно как и слово "Свиннимания"...

burka, спасибо...что касается грустных стихов...просто радость у всех разная, а вот при виде крови люди испытывают более или менее одинаковые эмоции...обычно.

Намо и Ниенне посвящается...
Так тихо, что не дышит даже конь
Здесь у реки под кровом Лихолесья.
Не разводи здесь, путник, свой огонь.
Забудь о нем, послушай лучше песню.

Слова простые. Шелестит камыш,
В потоке леденящем отражаясь.
Пройдя свой путь, мой голос ты услышь,
Тропинкой этой к дому возвращаясь.

Закат тревожный в звонкой тишине
Напоминает прошлые невзгоды.
Ты их прошел, стремясь прийти ко мне
Сквозь смерть и боль и буйство непогоды.

По листьям пробивается заря,
Негромко веселясь на небосклоне.
Запомни, эльф, ты прожил жизнь не зря.
Иди ко мне, ведь ты теперь свободен.

[Николь]

Одержимаю, ты убиваешь! Ты так чувствуешь персонажа, я

[Тори]

lizon, а грустный стих наверно писать легче )))

незнаю,незнаю

[Одержимая]

Дара, как я тебя понимаю /сижу и всхлипываю/)) Только я от стихов уже 2 года как отошла, теперь пишу прозу)) Поэтому Суини пал первой жертвой моего пера как герой, который рассказывает сам о себе. Хотя это сложно, но я никогда не любила простые образы.

Кто-нибудь уже посчитал сколько раз я призналась Тодду в любви?

Одержимаю, ты убиваешь! Ты так чувствуешь персонажа, я

Не надо... Не надо убиваться! Я люблю мистера Ти (опять), пусть не так как миссис Ловетт, я бы сказала, слава Богу, что не так люблю . Но мне он одного моего хорошего знакомого напоминает... А ещё эти приступы гнева... это вынос моего мозга просто!

[Тори]

Кто-нибудь уже посчитал сколько раз я призналась Тодду в любви?

неа_я_не_считала!

Я люблю мистера Ти

гыыы_я_тоже!

А ещё эти приступы гнева... это вынос моего мозга просто!

ооо_да!!!!!!!!!

[Дара]

Одержимая, не надо вхлипывать)))
кроме того стихи никак не мешают упражнениям в прозе, имхо.

[Serebro]

Дара, айнурское, сильно впечатлило. Спасибо . Мои мысли обретали стихотворные формы именно под впечатлением от Сильмариллиона. Уникальное произведение. Невообразимо глубокое. И сильные вышли стихи. "Сон" и "Утешение" ждут тебя, ведь ты теперь свободен эльдар. Ох, Дара, спасибо!

А у меня, очень давно родился полубелый стих. Не такой глубокий и сильный. Не такой, чтобы его читать кому-то. Но отчего-то навеяло. И захотелось его прошептать.

Вы все отплываете
Родные и милые,
В дали далёкие.
Берега наши грешные
Навек покидаете
На ладьях лебединых,
Под парусами жемчужными,
Из ихой Гавани
Светом осиянной.
Очами пронзаете
Завесы серые, смертные.
В ясный край устремляетесь,
К бессмертным полям.
А я всё стою
И волны ласкают мне,
Ноги усталые,
В песке утонувшие...
Удел мой такой -
Проважать в края чУдные
Тех, кто дороже всех
В жизни моей.
Лишь в мечтах
Вновь я вижу вас,
Друзья мои светлые.
И смеюсь и плачу с вами опять.
Пусть Земля не пускает меня
На ладьи ваши светлые...
Что ж я чаще стану мечтать...
До встречи...

И ещё одно

Дыхание Жизни

Серебром кружевным хрупкого инея,
Окутана тихая звёздная ночь.
И воздух пронизан сиянием дивного,
Чистейшего света, что страх гонит прочь.
То Жизнь, беспрестнанным, безмолвным дыханием,
Согревает во мраке холодном меня...
Пусть всему, в этом мире, суждено увядание
И ничто, никогда не избегнет Конца,
Я в Пути, что лежит в сером сумраке Времени,
Несмотря на потери, страданья и боль,
Надеждой моей, словно искрой бессмертия,
Силы Веры храню, сохраняя Любовь...

Вышенаписанные вирши, конечно не имеют сколь какой ценности. И написаны в ранней юности. Так что не судите сильно строго.

[Тори]

Serebroвау!такие_красивые_стихи... ты_прям_поэт!!!!!!

[Дара]

Serebro,
Второе весьма впечатлило...в частности создаваемым эмоциональным фоном...настроем что ли...спасибо. Даже слова подобрать сложно.

а мы тут насплели...просто так.

Белый лист. Пустота.
Серый пляж и вода
Серебром под луной отливает.

Ночь темна до утра.
Только угли костра
Неотнятым теплом прогорают.

В предрассветной тиши
Мы молчим от души,
А секунды рекой утекают.

Я ищу наугад
Твой мечтающий взгляд
И не то чтобы слов не хватает.

Просто мысли бегут
То ли здесь, то ли тут,
И два сердца синхронно мечтают.
25.03

[Kangie]

Serebro, первое словосплетение очень душевное, светлое, 'свободовольное'. Приятно отдаёт толкиеным
Второе просто выше всяких похвал. Прочитала раз - проглотила как мелодию. Прочитала два - вдумчиво и вслух. Воодушевляет
Спасибо за прекрасные стихи.

В предрассветной тиши
Мы молчим от души,
А секунды рекой утекают.

"Мы молчим от души" - очень понравилось.

Всегда восхищалась авторами с талантом простыми фразами передавать глубину (порой умопомрачительно цепляющую глубину) жизни. Надеюсь, когда-нибудь в практике и я смогу прийти к этому. А то всё тянет на излишнюю образность.
Дара, у тебя очень здорово получается.

[Тори]

Дара ты гений!

[Дара]

Kangie, Спасибо.

А то всё тянет на излишнюю образность.

Имхо, образность излишней не бывает...

lizon, спасибо...

[Одержимая]

Итак, меня пробило на трагедию))) Продолжаю мучить милейшего Суини)))

Плата за любовь.

«День, свет. Темп убыстряется.
Жизнь, смерть перекликаются.
Жар. Бред. Пытка надеждой и злость.
Вот вам казнь и прощение.
Все, все, все в восхищении.
День, свет. Сердце вдруг оборвалось» (с) «Бал у князя тьмы», Ария.

- Умри же! Ради всего Святого, умри! – неистово кричала миссис Ловетт, перепуганная не на шутку. Однако святыми тут пахнуть по определению не могло. Здесь даже не пахло. Здесь… В спёртом воздухе старого сырого подвала витал смрадный запах разлагающейся плоти. Поминутно к этой адской вони прибавлялся аромат свежеиспечённых пирогов. Тёмный подвал, который освещался лишь благодаря огромной почерневшей от копоти и непрерывно ревущей печи, хранил в себе множество тайн этой странной парочки: парикмахера и кухарки. Одной из таких тайн являлся рецепт приготовления знаменитых мясных пирожков.
Судья Терпин в окровавленных одеждах, лёжа с порезанным горлом, из которого продолжала сочиться кровь, судорожно сжимал в ладони полы платья перепуганной женщины. Она была в отчаянии. Ей хватало сил только на то, чтобы кричать. Какого Дьявола она осталась в этом чёртовом подвале?
Поиски мальчишки, который стал подозревать мистера Тодда в «чём-то ужасном», не увенчались успехом. Тоби мог спрятаться, где угодно в этих вонючих коллекторах. Миссис Ловетт наивно полагала, что, заперев мальчишку в этом тёмном подвале, она предоставит своему возлюбленному самый простой способ избавиться от лишних свидетелей. Но не тут-то было. Тоби оказался смышленым парнишкой.
Наконец, судья ослабил хватку, его рука отпустила складки платья миссис Ловетт и тяжело упала на холодный, пропитанной кровью пол. Терпин был мёртв.
Миссис Ловетт в ужасе попятилась от тела мужчины, стараясь отдышаться. Она была испугана, но свойственное ей здоровое любопытство заставило сделать шаг к трупу судьи, чтобы удостовериться, что тот мёртв.
«Ну, слава Богу! Напугал до смерти. Вот так история ещё одной чиновничьей крысы подошла к концу. А это что?»
Помимо двух трупов, судьи и его подстилки-пристава Бемфорда, на сыром полу в тени лежало тело молодой белокурой женщины в грязных лохмотьях. Бродяжка. Нищенка и попрошайка.
«Бедняжка».
Миссис Ловетт узнала её, она не могла не узнать. Она все эти месяцы так старательно ограждала мистера Тодда от встреч с этой женщиной. Люси… Люси тоже пала жертвой мистера Тодда, душа которого была отравлена злобой и ненавистью. Он не узнал её. Слишком темно было в той каморке наверху, что хранила в себе болезненные воспоминания.
«Во имя всех демонов ада этого не может быть! Она здесь, чтобы мучить меня?... Господи, мистер Ти не узнал её. О, Боже… Мистер Ти.»
На лестнице, ведущей в подвал, послышались быстрые шаги. Они приближались, сопровождаемые гулким эхом в тишине. Миссис Ловетт, недолго думая, подхватила под руки труп несчастной нищенки и потащила к печи. Осталось совсем немного… Сейчас дверь отворится. Она не сомневалась, что мистер Тодд кинется на её крик, поэтому спешила расправиться с телом Люси. Женщина даже представить боялась, что случится, узнай мистер Ти в этой мёртвой оборванке свою жену. Миссис Ловетт в последний раз оглянулась на железную дверь и вымучено простонала, понимая, что не успела.
Дверь со скрипом распахнулась, и в неё влетел Суини Тодд. Миссис Ловетт в замешательстве уставилась на своего возлюбленного. Его некогда белая рубаха была насквозь пропитана кровью, на лице красовались размазанные алые подтёки. Даже седая прядь в волосах хранила на себе кровь ненавистного судьи. Тело было напряжено, взгляд на удивление сосредоточен, рука осторожно сжимала серебряную бритву… Исчадье ада, не иначе. Сам Дьявол мог бы позавидовать внешнему виду этого потерянного в жизни человека.
- Почему ты кричала? – С порога спросил он.
То, что являл собой Суини Тодд на данный момент, мало кого могло бы оставить равнодушным. Немного успокоившись, миссис Ловетт напустила на себя безмятежный вид и, продолжая тянуть труп бродяжки, прошипела:
- Он был жив ещё. – Она взглядом указала на тело судьи. – Вцепился в моё платье, чиновничья крыса, но сейчас всё кончено. Он мёртв.
- Да быть того не может. - Суини немного поколебался, стоя у двери. Ему казалось, что после такой расправы, которой он удостоил своего врага, вероятность выжить приравнивалась к нулю. «На редкость живучая паскуда!» Затем, осознав всю опасность таких вот незавершённых убийств, Суини рванулся к миссис Ловетт. – Открой дверь в печь.
Женщина с негодованием покосилась на мистера Тодда. «Боже, нет! Нет, только не это…» - успела только подумать она и с удвоенной силой вцепилась в тело ни в чём неповинной бродяжки.
- Открой дверь, я сказал! – Рявкнул Суини и отшвырнул миссис Ловетт в сторону.
Она в растерянности подошла к печи. В её душе всё смешалось - и любовь, и страх, и чувство обречённости. Женщина опустила ладони на ручку двери печи и, оглянувшись на разгневанного мистера Тодда, послушно её открыла.
Подвал мгновенно заполнился светом. На сырых холодных стенах весело заплясали странные, вытянутые тени, превращаясь в жуткий демонический хоровод нелепых фигур. Помещение наполнили жар горящих углей и страшный рёв ненасытного пламени. Оно словно просило новых жертв, поминутно норовя вырваться наружу, желало стать свободным от этих почерневших железных стен печи. На противнях допекались пироги, которые уже начали испускать аромат приготовленного мяса. Свет, словно живой организм, радостно разбежался своими яркими потоками по заплесневелому подвалу, заглянул даже в самые тёмные уголки.
Миссис Ловетт судорожно сглотнула, увидев, как предательски пламя печи осветило труп ненавистной нищенки. «Нет. Что же будет?» - подумала она и устало прикрыла глаза.
Заметив такую перемену настроения названной возлюбленной, Суини решительно перевёл взгляд на тело бродяжки. Светлые растрёпанные волосы, плохо скрывающие до боли знакомые черты лица, ладненькая фигурка, эти руки… Всё по крупицам складывалось в картинку, оживляя проклятые воспоминания, от которых он так старался избавиться, но уже не мог. Он нерешительно, боясь разрушить только что воссозданный в памяти образ, сделал шаг к телу молодой женщины. Его брови предательски поползли вверх, исчезла с лица привычная хмурость и обречённость. Вместо них вернулись любопытство и нежность, как тогда… пятнадцать лет назад. Суини медленно опустился на колено, неспешно протянул окровавленную руку и коснулся лица мёртвой женщины. Таким привычным жестом он аккуратно убрал прядь волос с её лица. И… сердце вдруг остановилось, душа похолодела, воспоминания ожили в его голове. Он вспомнил всё. Люси. Вот она сидит в кресле, держит на руках малышку Джоанну. Они смеются. Девочка приветливо протягивает ручки к нему, отцу, улыбается, открывая маленькие, пока ещё редкие зубки. Люси смотрит на него с нежностью и любовью, тоже улыбается так, что в уголках губ появляются забавные складочки. Она весело рассказывает о том, что семья Джонсов переехала в другой район, но по причине того, что глава семьи возмущается, так как не может навещать самого лучшего в городе цирюльника, чета решила вернуться в старый знакомый квартал. Она гордиться им. Она любит его…
- Господи… Это же… - Шёпотом произнёс мистер Тодд, повернув к себе лицо молодой бродяжки. В его глазах отразилась внезапная боль. Второй раз в жизни он хоронит свою жену, но на этот раз, он сам приложил руки к её смерти. В голове звучали её последние слова: «Эй, я Вас знаю?». «Боже, она узнала меня. Что же я натворил!» Он просто испугался, что его могут узнать, могут донести на него. Суини даже не подозревал, что, полоснув бритвой по горлу этой нищенки, он убил свою жену. Слишком темно было в комнате, слишком беспокоился он за свою безопасность, слишком торопился разделаться с ненавистным судьёй. Он просто хладнокровно нажал на педаль и открыл люк в подвал.
Миссис Ловетт, внимательно наблюдавшая за этой переменой в лице любимого человека, не могла произнести ни слова. Она вдруг вспомнила его пятнадцать лет назад… Его горящие глаза, эти его приветливые шутки, когда им случайно доводилось встречаться на лестнице. Он светился счастьем, он был полон жизни. Бенджамин Баркер для неё был недостижимой мечтой, которая всегда находилась рядом, только протяни руку, но, увы, это было не её счастье, не её любовь… Люси являлась смыслом его жизни, он никогда не посмел бы даже подумать о другой женщине. Это было сумасшедшее чувство, в котором он растворялся без остатка. Миссис Ловетт забыла о прежнем страхе, она была очарована перевоплощением Суини. Появившиеся на его лице терзания лишь усилила её влечение к нему, желание пожалеть, она чувствовала его боль, она сострадала.
- Ты знала, что она была жива. – Внезапно произнёс мистер Тодд. Он всё осознал, всё понял. Понял, почему миссис Ловетт так желала избавиться от трупа, так спешила расправиться с ней, пыталась помешать ему сделать эту грязную работу за неё. «Проклятое чувство! Я вновь стал жертвой этой любви только в лице другой женщины!».
- Я сделала это только ради тебя… - тихо произнесла миссис Ловетт, не сводя с возлюбленного преданных глаз.
Он лишь поднял на неё обречённый, потерянный взгляд и холодно произнёс:
- Ты лгала мне.
Слова больно ранили сердце. Душа похолодела. Где-то глубоко внутри вновь родился страх. Страх перед обречённостью. И она не выдержала. Она открылась ему:
- Нет. Я никогда не лгала тебе…
- Люси…
- Я говорила, что она взяла яд, она отравила себя. Но никто и никогда Вам не говорил, что она мертва. Боже, бедняжка. Она жила, да!
- Я будто вновь вернулся домой…
- Но, увы, это сделало её слабенькой на голову. Да и всё, чем она занималась в течение многих месяцев, так только то, что лежала в постели.
- Боже, Люси…
- Она пролежала в больнице, в Бедламе, в психушке одним словом. Бедняжка.
- О, Боже. – Всё причитал сражённый горем Суини. Он поднялся с колен, но не реагировал на слова миссис Ловетт, которая всеми силами пыталась оправдать себя. Он стоял к ней спиной, он был поглощён собственной болью.
- Лучше, если бы Вы думали, что она умерла. – Вдруг произнесла миссис Ловетт и замолчала на секунду. Но то, что творилось в её душе, слишком мучило её. Она, наконец, не выдержала и призналась. – Да, я лгала тебе, чёрт возьми! Потому что я люблю тебя!
- Люси, моя девочка…
- Я уже дважды побывала женой, пока она вот так просуществовала! Я люблю тебя. Если бы ты только мог себе представить, как я беспокоилась за тебя! Только вот… столь же это важно для тебя, как и для меня?
- Что же я наделал?! – Не унимался мистер Тодд, похоже, он осмыслил, что всё это время шёл на поводу у этой по уши влюблённой в него женщины.
- Да если бы ты только знал, каково это: видеть, как ты убиваешься. Ты живёшь в своём прошлом. Но ведь его не вернуть никогда уже, понимаешь? Я все пятнадцать лет помнила тебя. А знаешь, каково это, знать, что ты для любимого человека – пустое место! Кроме своей ненаглядной Люси, ты в этой жизни ничего не желал видеть! А я думала о тебе, мечтала о тебе. Я, как помешанная, носилась за тобой, ловила каждый твой взгляд, ждала от тебя тёплых слов. Но мне плевать, что ты не замечал этого. Ты только скажи мне. Ответь! Ты действительно хотел бы видеть, как твоя спятившая Люси копошится в помойках да мусорных баках, выбирая оттуда гнилые кости и объедки… как она попрошайничает на улицах. Как люди с отвращением шарахаются от неё. Ты, правда, хотел это видеть?
Суини с омерзением выслушивал это признание, внутри него закипал гнев. Он всегда предпочитал винить других людей в собственных бедах. Будь то судья, или влюблённая в него до безумия женщина. Он считал, что виноват лишь в том, что допустил такое обращение по отношению к себе. Сейчас он винил себя в том, что слепо шёл на поводу у миссис Ловетт. Ярость достигла своего апогея, и он резко обернулся к беспрестанно тараторившей признания в любви женщине.
- Миссис Ловетт, Вы кровавое чудо, чрезвычайно практичное и способное удивительно хорошо приноравливаться ко всему и всегда. Как Вы говорили мне неоднократно, есть небольшой резон в том, чтобы помнить о прошлом. – Глаза Суини излучали гнев. Он неспешно надвигался на бедную, перепуганную женщину, которая в отчаяние пятилась от него. Он являл собой самого Дьявола. С коварной улыбкой на губах, с бешеным взглядом, он поистине был страшен. – Нет, подойди же ко мне, любовь моя! Нечего бояться, дорогая… Что мертво, то мертво! – Он поманил её жестом.
Однако миссис Ловетт, в глазах которой явно читался ужас, всё продолжала пятиться от разгневанного Суини, пока не почувствовала спиной, как уперлась в холодную стену. По коже пробежали мурашки. Она судорожно сглатывала и не сводила глаз с надвигающегося на неё мистера Тодда, в руках которого поблёскивала на свету верная серебряная бритва.
- Вы, правда, осознаёте это? – Неуверенно спросила она. – Всё, что я делала, было только для Вашего блага. Верьте мне.
Последние слова она произнесла почти как мольбу. И с надеждой взглянув на своего разъярённого возлюбленного, миссис Ловетт пробормотала несмело:
- Мы ведь всё ещё можем пожениться?
Суини подошёл к ней вплотную, мрачно взглянув в глаза несчастной женщины, он схватил её за руки и закружил в темпе вальса.
- Помните, история этого мира, душа моя…
- Ох, мистер Тодд, ох! Забудьте. Оставьте это мне. – В её глазах стояли слёзы, но она попыталась улыбнуться.
- … это научиться прощать и постараться забыть, не так ли? – Хладнокровно заключил он.
- У моря, мистер Тодд… Мы были бы счастливы, спокойно проживая где-нибудь у моря, где нет свидетелей наших преступлений. – Миссис Ловетт одаривала Суини тёплой улыбкой. Она знала, что обречена, но преданно смотрела в глаза своей единственной любви и не смела омрачить его своими слёзными душераздирающими просьбами.
Они кружились в вальсе под рёв огромной печи, в свете этого адского пламени. Они быстро приближались к ненасытному, полыхающему огню. Миссис Ловетт не сопротивлялась. Она с восхищением смотрела на своего любимого, наслаждалась его прикосновениями, его взглядом, обращённым только на неё.
- Ведь жизнь для того, чтобы жить, моя дорогая. Так давайте продолжать жить! – С торжествующей улыбкой произнёс мистер Тодд. – Сейчас жить!
- Наслаждаясь её… - с радостью в голосе отозвалась миссис Ловетт. Казалось, она поверила ему. Напрасно…
Позади неё яростно ревело пламя. Лицо Суини Тодда исказилось злобой и, подхватив бедную женщину на руки, он резким броском отправил её в печь.
Огонь рьяно окутал её тело. Она неистово кричала. А пламя поглощало её, превращая в угли.
А он… Суини с ненавистью взглянул на погибающую в огне женщину и, прикрыв дверь в печь, опустил затвор. Он в последний раз посмотрел на сгорающее тело в небольшое окно и, закрыв его, отошёл прочь от печи. Его глаза… в них не осталось ничего человеческого. Им правил сам Дьявол.
Миссис Ловетт погибла от рук любимого человека, которому была предана до самозабвения. Такова была её плата за любовь, за то искреннее чувство, которое она питала к этому одержимому местью человеку. Могла ли она знать, что всё может так закончиться? Вряд ли. Она мечтала, мечтала, что когда-нибудь сможет вернуть его к жизни, сделать счастливым. Но она заблуждалась. Жестоко заблуждалась.
«Что мертво, то мертво». Нет надежды на спасение.
Только один маленький мальчик, сидя в сырых, вонючих коллекторах, крепко зажал ладонями уши, услышав крики той, кого он назвал мамой. Сегодня Тоби потерял её. Но боль этого мальчика мало волновала того человека, который все пятнадцать лет мучился своей потерей. Две загубленных судьбы, две растоптанных жизни. Они остались только вдвоём в этом чёртовом подвале. Теперь лишь высшему суду решать: которая из них обречена на смерть.

[Николь]

Ох......! Одержимая, ты сразила меня на повал.............Как я люблю читать твои рассказы, это нечто!! Не смогла удержаться от слёз.........

[Тори]

Одержимая,классно!прям мурашки по коже((бедный мистер Ти,бедная миссис Лаветт!,бедный Тоби,бедная Люси(((я рыдаю((

[Одержимая]

Девочки, спасибо вам большое)) Поверьте, автору всегда приятно читать восторженные отзывы)
Вообще, я когда писала, почему-то сама пустила слезу только на одном моменте, когда описывала воспоминания Суини о Люси)) Он по-страшному завладел моим разумом)) Хотя особое удовольствие доставило писать о чувствах миссис Ловетт)) Хотя я сопли, в принципе, не люблю, но... чем чёрт не шутит)))

[Тори]

Одержимая,ты так верно описала чувства суинни и миссис ловетт...как будто-бы сама побывала ими.... ты молодецц!пиши еще

[Crazy_Horze]

Одержимая, ох... очень красиво...

[Annetka]

Одержимая, мне очень понравилось! Браво! Продолжай и дальше радовать нас своими произведениями!

[Одержимая]

Crazy_Horze, спасибо) Оч приятно слы... читать)

Одержимая, мне очень понравилось! Браво! Продолжай и дальше радовать нас своими произведениями!

Продолжаю))) Буду ещё радовать, пока Муз посещает)) Клятвенно обещаю, положа руку на диск "Сонная лощина")))

[Инна ЛМ]

Буду ещё радовать, пока Муз посещает)) Клятвенно обещаю, положа руку на диск "Сонная лощина")))

Что-то рука не на ТОМ диске лежит! Должна бы, по идее, на "Суини Тодде"...)) Как бы Муз не обиделся от такого чрезмерного внимания автора к Икабоду!

[Одержимая]

Что-то рука не на ТОМ диске лежит! Должна бы, по идее, на "Суини Тодде"...)) Как бы Муз не обиделся от такого чрезмерного внимания автора к Икабоду!

Суини не обидчивый, самой смешно , НЕ ОБИДЧИВЫЙ, так, бритвой по горлу и всё... Дело в том, что диск с "Парикмахером" в других руках, а под боком только "Сонная Лощина" была)) Логика простая))

[Дара]

вот такой вот разброд в рифмах.

Серебряными рунами луна
Сплетала ливень звезд на небосклоне.
Пронзительными стонами струна
Заставит королей застыть на троне.

Ни шороха шагов, ни шепота, ни вздоха,
Когда заходит в залу менестрель.
Никто не ждет в предательстве подвоха,
Покуда ввысь взмывает звонко трель.

Легко,беспечно, кажется шутя
Рука по грифу нежно пролетает.
Внимая голосу, все души трепещат,
И мир со вздохом счастья замирает.
06.04.08

[Злобный Суслик]

Мне очень понравилось )))
Так легко, загадочно, музыкально звучит!
Молодца! Респект))

[Одержимая]

Собственно, не знаю, что и сказать, народилось сие за одну ночь под заключительный саундтрек "Парикмахера". Просто, вдруг, надо было мистеру Ти высказаться:)

Собирая осколки.

«Fifteen years of sweating in a living hell on a false charge. Fifteen years dreaming that I might come home to find a loving wife and child...» © Sweeney Todd

«Пятнадцать лет мучений, проживая в аду, осуждённый по ложному обвинению. Пятнадцать лет - в надежде вернуться домой и найти любящую жену и ребёнка…» (с) Суини Тодд

Ад… Пятнадцать лет кошмара, ужаса, страха по чьей-то ничтожной прихоти. Теперь каждый последующий день для меня превращается во мрак. Я жил в аду и продолжаю в нём жить. Боль не отступила. Она лишь усилилась. Сегодня я вновь видел их во сне.
Мы молоды. Совсем ещё юны. Я с букетом её любимых маргариток поспешно возвращаюсь домой. Я так хочу увидеть жену и дочь. Яркое полуденное солнце светит прямо в глаза. Лёгкий ветер весело играет моими волосами. Я, как мальчишка, беззаботно бегу по оживлённой Флит-стрит, едва не сталкиваясь с зазевавшимися на вывески небольших магазинчиков прохожими. Они что-то раздражённо кричат мне вслед, я, оглянувшись, только невинно улыбаюсь и развожу руками. И, не теряя более ни секунды, вновь разворачиваюсь и устремляюсь к показавшемуся вдали дому.
Я, подгоняемый собственным счастьем, вбегаю по лестнице и радостно открываю дверь в нашу комнату. Лучи солнца проникают сквозь оконное стекло, освещая до боли знакомые стены. Здесь всё дышит теплом и уютом. Я вижу Люси. Она сидит в кресле, устало закрыв глаза. Она спит. Я тихонько подкрадываюсь к ней, стараясь не разбудить. Опускаюсь на колени рядом с креслом и осторожно касаюсь поцелуем её губ.
Но… Они холодны словно лёд. «Боже, что происходит?»
Я в ужасе отстраняюсь и хватаю Люси за плечи, стараясь разбудить. Но она не просыпается, не открывает глаза, не улыбается. Её голова безвольно падает мне на плечо. Она холодна. Я сжимаю её в своих объятиях, тщетно пытаясь согреть. Она мертва… Ни движения, ни вдоха, - ничего.
Я в отчаянии поднимаюсь на ноги и хватаюсь за голову. «Как и чем ей помочь? Что сделать? Почему так?» Десятки вопросов проносятся в моей голове, но я не ищу на них ответа. Мне страшно. Я словно опустошён. У меня вырвали сердце. Не тронув меня, отобрали мою же жизнь. Этого не может быть! Вернуть! Если бы можно было повернуть время вспять! Если можно было бы её спасти…
Я как ненормальный ношусь по комнате из угла в угол.
«Дочь!»
Я оглядываюсь на колыбель, но… там никого нет. Я подлетаю к кроватке Джоанны, резким движением срываю покрывало, глупо надеясь, что под ним окажется мой ребёнок. Я, безумец, снова и снова вышвыриваю из колыбели пелёнки. Я не верю! Она должна быть здесь. Джоанна, детка! Боже, что же происходит?!
Но кроватка пуста… Я обречённо опускаюсь на раскиданное по полу бельё. Вцепившись руками в деревянные перегородки колыбели, я закрываю глаза, и с моих губ срывается стон. К горлу подступает тяжёлый ком. Я чувствую, как предательски слеза пробежала у меня по щеке.
«Нет. Этого не может быть! Это всё ложь! Мираж!»
Я резко оглядываюсь, надеясь увидеть, что Люси жива и здорова. Я стараюсь убедить себя в том, что всё это лишь чья-то жестокая шутка. Только…
Вновь эти потемневшие от времени обои, пыльный пол, покрытые пожелтевшими тряпками разбитые зеркала, тусклый дневной свет через помутневшее стекло окна. Мрак и серость. Но на грязном полу в самом центре пустой комнаты лежит растоптанный букет свежих маргариток с каплями росы на лепестках…
Я снова просыпаюсь. Всегда, каждый раз, когда они приходят ко мне во сне. Годы сделали меня черствее. Теперь я не кричу, не просыпаюсь в холодном поту, я проживаю в этих кошмарах, но никогда не привношу их в действительность. Слишком много прошло времени. Пятнадцать лет научили меня помнить. Всё помнить. Моя семья, у которой меня отняли, умерла вместе с моим заключением. Если бы только я мог знать…
Все эти проклятые годы я мечтал только об одном: вернуться домой к любимой жене и дочери. Пятнадцать лет одни, без мужа и отца. Совсем одни… с добродетелью и душевной чистотой Люси. «Как они там? Что с ними будет? Проживут ли они без меня?» Вся ответственность лежит на хрупких плечах наивной Люси. А если она не справится…
Для меня они всегда останутся такими же, как и в тот самый день, когда я видел их в последний раз. Излучающая счастье и любовь Люси. Маленькая, капризная моя Джоанна. Никогда не забуду, как она тянула шаловливые ручки к забытым на столе бритвам, я, возвращаясь в комнату, едва успевал убирать их подальше. А потом мы полчаса не разговаривали с Люси, обвиняя друг друга в том, что кто-то из нас, беззаботный родитель, оставил кроватку рядом со столом, на котором лежали опасные бритвы. Но мы не могли долго обижаться друг на друга. Это было бы глупо.
Я больше не сплю. Те редкие пятнадцать минут сна, которые я могу себе позволить, обращаются в очередной кошмар. Ночами я молча сижу в кресле у себя в каморке. Да, теперь это даже не комната, а каморка, грязная, тусклая, с трещинами в стенах. Клетка, клетка из моих собственных воспоминаний. Здесь мне знаком каждый дюйм. Чем больше я вспоминаю, тем прочнее становится эта клетка. С каждым новым вздохом о прошлой жизни, я лишь добавляю очередной прут в решётку.
Пятнадцать мучительных лет, проведённых на каторге в Австралии, только для того, чтобы вернуться в пустой дом, чтобы узнать, что моей жены больше нет, а дочь растёт взаперти у сластолюбивого судьи. И эта крыса, надругавшаяся над моей супругой, ждёт совершеннолетия моей же дочери, чтобы жениться на ней. Не слишком ли велика цена? Неужели я заслужил это?
Господи… Да какой к чёрту Господи?! Я утратил веру во всё Святое ещё пятнадцать лет назад. А теперь твёрдо убежден в том, что всем этим погрязшем в собственных отходах миром правит Дьявол. Каждый несёт свой крест, который ему по силам. К чёрту крест! Если бы можно было дать этому самому творцу мой крест. Пусть попробует пережить всё то, что пережил я! Церковь учит добродетели, терпимости, смирению. Смирению… Вся эта вера придумана тряпками для тряпок. Пресмыкайтесь, черви, пресмыкайтесь, а я устал.
Я все эти годы перечёркнутой жизни пялился на серые кирпичные стены камеры, по которым струилась дождевая вода. Каждый день, просыпаясь после каких-нибудь десяти минут мучительного сна, я видел эти здоровые прутья решётки на небольшом окне под потолком. А после очередного дождя, на меня с потолка падали тяжёлые капли желтоватой воды. Вся постель была насквозь промокшей, а пожелтевшее бельё, которое менять можно, хорошо, если в пол года, начинало источать запах пота. А воздух? Тяжёлый, спёртый воздух, которым невозможно дышать. С каждым вздохом грудь сдавливает в тиски. Иногда мне казалось, что мои лёгкие покрыты вековым слоем пыли. Я чудом не заработал пневмонию.
Ад. Сущий кошмар наяву. Разве можно думать о добродетели и смирении, когда ты мочишься по углам собственной камеры, если тебе просто не удосужились принести ведро. Когда ты вдыхаешь эту проклятую вонь, когда каждый день ты давишься этой недоваренной, слипшейся комками овсянкой и прячешь за пазухой ломоть чёрствого хлеба. Когда от воды в железной кружке несёт дерьмом. Каждый день, каждую ночь, спасаясь только воспоминаниями. Но однажды ты начинаешь просто сходить с ума, кидаясь на холодные, клейкие стены, с ненавистью швыряешь эту злополучную кружку с застойной водой в кирпичную кладку. Выплеснув ярость от собственного бессилия, ты опускаешься на пол и долго сидишь без движения, без всякой реакции на происходящее вокруг. И так все пятнадцать лет… Можно смириться? Нет. Я не тряпка, я не позволю вытирать о себя ноги. Месть, долгие годы в мечтах о возмездии. Я не тот, что раньше. И никогда уже не стану тем, кем был до заточения.
Душа разбита на тысячу осколков, причиняющих неимоверную боль каждой бессонной ночью, изводя призраками и проклятыми воспоминаниями. Вся моя жизнь давно превратилась в простое существование, в надежде на возможность отомстить. Будь ты проклят, Лондон, и вся твоя никчемная живность!
Лампа погасла.
Светает… Ещё одна ночь пережита. Ещё одна ночь в этом бесчисленном количестве бессонных сумерек. Днём надо снова браться за бритву – единственное, что ещё может заставить меня жить. Ну, что ж, джентльмены, я жду вас. Поможем городу приобрести новые краски. Не стесняйтесь, ублюдки! Вы все давно уже обречены. Рождаясь на свет, каждый из нас обречён на смерть. Я только избавлю вас от дальнейших мук, даруя смерть сегодня, завтра, через день… Избавлю вас от того кошмара, в котором жил и живу я.
Пятнадцать лет ада. Ты заплатишь за все эти годы, Лондон, за каждый месяц, за каждый день! За всё, что ты сделал со мной и моей семьёй.

- В этом мире есть дыра - огромная черная яма. Она наполнена людьми, сущность которых – дерьмо! И паразиты всего мира заселяют ее… Но это не будет длиться вечно…

[Фея Ирис]

Одержимая, оооо... С каждым разом у тебя получается всё сильнее и сильнее. До слёз.

[burka]

Одержимая, просто потрясающе! )) Вся гамма человеческих чувств. От безудержной радости до всепоглощающего отчаяния.
Великолепно написано и прочитано на одном дыхании. На мой взгляд одна из самых лучших твоих зарисовок. Спасибо тебе за твое творчество)).