Никогда не верь пирату 2

Это продолжение фика, который я уже выкладывала. Посвящен он не много ни мало приключениям Норрингтона на Тортуге. После его отставки, само собой. Сюжет предшествует его появлению в той таверне и встрече с Воробьем.
Особо рекомендуется поклонникам отважного Джеймса Норрингтона, с которым так несправедливо обошлись.
и так же рекомендуется прочитать первую часть, конечно же. Тема где можно найти ее называется Фанфик по пиратам.

Никогда не верь пирату.
Часть 2.

…Когда она пришла в себя, в голове шумело от сильного удара по затылку. Двое держали ее под руки – она явственно ощущала исходящий от них смрад немытых тел. Кто-то третий грубо схватил ее за волосы и направил свет лампы ей прямо в лицо.
- Да, это она… несомненно. Что с ней?
- Чтоб наверняка, сэр. Но, сдается мне, мы не перестарались, нет. Глядите, уж в себя пришла.
- Верно… - Тот, что светил ей в лицо, отошел в сторону. Зазвенели монеты. - Ладно, берите деньги и убирайтесь.
- Спасибо, сэр.
Руки, державшие ее, разжались, и она бессильно осела на пол. За спиной хлопнула дверь, и в небольшом темном помещении стало тихо. Теперь она вспомнила все. Вспомнила свой бег по узким улочкам Тортуги, и топот тех, кто преследовал ее. Вспомнила руки двоих оборванцев, грубо хватающие ее, и свое отчаянное сопротивление, пока удар по голове не отправил ее в темноту.
Она беспомощно огляделась. Маленькая грязная комната, куда ее приволокли, едва освещалась лампой, стоявшей на столе. Из мебели присутствовали еще стул да кровать в углу, почти неразличимая в сумраке. Справа она разглядела раскрытое нараспашку окно.
Затем незнакомец заговорил хриплым, смутно знакомым голосом.
- Какое поистине удачное стечение обстоятельств, мисс Блэк. Или прикажете величать вас Джейн Стюарт?
Она содрогнулась. Этот человек знает ее настоящее имя… откуда? Боже милостивый, сделай так, чтобы ему не было известно большего!
- Кто вы? – сипло пробормотала она, силясь разглядеть лицо незнакомца. – Я вас не знаю.
- Верно. - Он усмехнулся, беря лампу со стола и подходя к ней. - Такого как сейчас, вы меня еще не знаете.
Она воззрилась на него снизу вверх, пытаясь рассмотреть знакомые черты. Потрепанный темно-синий камзол, некогда белая, разодранная рубаха, открывавшая сильную грудь. Парик, вернее, жалкие остатки парика на спутанных темно-каштановых прядях, густо заросшее неопрятной щетиной лицо. Блеснули глаза, скупо освещенные масляной лампой. Глаза… Она застыла, потому что ожидала увидеть кого угодно, но только не этого человека, о нет... Перед ней стоял Джеймс Норрингтон собственной персоной, растерявший где-то весь свой аристократический лоск и больше похожий на бродягу пирата, нежели на коммодора ямайской эскадры. И, тем не менее, это был он. Ошибиться она не могла.
Все так же сидя на полу, путаясь в пышной юбке, она бессознательно отползла к стене и вжалась в нее, затравленно глядя на высокую темную фигуру.
- Вижу, что вы узнали меня. Несмотря на мой вид, которым я обязан вам.
Несмотря на страх, овладевший ее существом, она попыталась занять оборонительную позицию.
- Я не понимаю о чем вы, коммодор…
- Уже не коммодор, или вы полагаете, что коммодор может разгуливать по Тортуге в подобном виде? – он негромко рассмеялся, но в этом смехе она явственно услышала злость.
До нее, естественно, доходили слухи о смене власти в Порт-Ройале, равно как и слухи о позорной отставке коммодора Норрингтона, но лишь узрев собственными глазами этого оборванца, в которого превратился благородный офицер британского флота, она поняла, насколько правдивой может быть информация, передаваемая из уст в уста.
- Вы… вы заплатили тем головорезам, чтобы они оглушили меня и приволокли сюда. Что вам угодно?
- Вам нужны пояснения? Что ж, я охотно их дам. Не далее как пять месяцев назад вы заявились в Порт-Ройал под вымышленным именем. Вы нарушили слово чести…
- Я не давала слова чести, что поеду с вами охотиться на Джека Воробья, - возразила она. – Что касается Триполи, то слово свое я сдержала, и не моя вина, что вы упустили Черную Жемчужину…
- О, я здесь вовсе не по этой причине, мисс, – спокойно ответил он. - Мои счеты с Воробьем теперь вас не касаются. Вы не только ловкая мошенница, мисс Стюарт, вы воровка…
- Что? – Джейн лихорадочно оглядывалась по сторонам, ища спасения, и не находя его.
- Вы воровка и шлюха, мисс. Желаете, чтобы я повторил это еще раз?
Она вскочила на ноги и кинулась к окну, чтобы закричать, позвать на помощь, выпрыгнуть на улицу – чтобы избавиться от этого голоса, от этих глаз, сулящих ей неминуемую гибель. Она успела вцепиться в подоконник – второй этаж, невысоко… когда Норрингтон настиг ее.
- Даже не пытайтесь, мисс, - прошипел он, до боли стискивая ее плечи, - вечер только начался!
Она закричала, отчаянно пытаясь отбиться, вырваться из его рук, но пышное платье мешало ей, туго зашнурованный корсет стальными планками впивался в ребра, душил ее… и все усилия пропадали втуне. Джейн отчаянно глотала воздух обрывками легких, перед глазами поплыли разноцветные пятна, в ушах зазвенело. Она бессильно обмякла, почти потеряв сознание, и тогда Норрингтон отшвырнул ее прочь. Девушка ударилась о стену и сползла на пол, скорчившись как раненное животное, тщетно стараясь вздохнуть поглубже. Он молча стоял над ней до тех пор, пока она не пришла в себя, а затем рывком поднял на ноги и усадил на стул.
Он был пьян, до отвращения пьян, от него нестерпимо разило перегаром, потом, табаком и прочими ароматами дешевой таверны. Перед ней был необузданный дикарь, варвар, пират, напрочь лишенный тонкого слоя цивилизованной аристократической позолоты. И перемена эта была не только внешней. Изменилась суть этого человека. Он отринул все, что составляло основу его прошлой жизни. Честь, благородство, достоинство. Все это превратилось в прах, в шелуху, мгновенно облетевшей с него под жестокими ударами судьбы.
Растерянная и напуганная, не рассчитывая уже ни на что, она избегала смотреть в его глаза, такие же холодные и безжалостные как северные моря. Она вдруг поняла, что сама виновата в этом чудовищном перевоплощении бывшего коммодора. Своим поступком она открыла ящик Пандоры, выпустив на свободу истинную сущность этого человека, дремавшую под спудом внешнего лоска и холодной сдержанности второго по значимости после губернатора должностного лица в Порт-Ройале, а теперь это был отнюдь не законопослушный офицер британского флота, но неукротимый, клокочущий вулкан страстей.
Возмездие настигло ее. Там, где она меньше всего ждала этого, и за поступок, который был наименьшим из ее преступлений. Теперь она была в полной власти этого страшного человека, и он мог сотворить с ней все что угодно.
- Начнем сначала, моя дорогая? – он пододвинул еще один стул и сел напротив. – Итак, вы воровка и шлюха. И вы полагали, что слишком удачно обвели меня вокруг пальца. Не буду отрицать. Но за все приходиться платить, рано или поздно, и теперь моя очередь. Не волнуйтесь, я не буду морочить вам голову так же, как это сделали вы. Все предельно честно. Мне нужны деньги, большие деньги, и я намерен их получить.
- У меня нет денег, - пробормотала Джейн. – а если бы и были…
- То вы бы не дали их мне, - закончил он ее фразу и улыбнулся, точнее, оскалился. – Я предвидел такой ответ. Видите ли, я могу получить деньги и без вашего согласия.
- Каким же образом? – Джейн напряженно просчитывала варианты своего спасения. Если ему нужны только деньги…
- Вас разыскивает британское правосудие, мисс Стюарт, не так ли? Более того, за вашу очаровательную голову назначена награда…
- С чего вы это взяли?
- О, не следует отпираться, мисс Стюарт. Или мне лучше называть вас мадам Бомон?
- Что… откуда вы… - прошептала она непослушными губами. – Откуда?
Он самодовольно усмехнулся.
- Вам удалось одурачить меня, мадам. Признаться, сначала я думал, что вы заодно с Воробьем, но потом… после урагана… я понял, что Джек здесь ни при чем. А когда я узнал некоторые весьма занимательные факты из вашей биографии…
- Как вам удалось найти меня?
- Значит, вопрос вашей ценности для английских палачей можно считать разрешенным? Отлично. Почему вы покинули Францию, мадам? Вам опостылел ваш старый муж? Или ваша авантюрная натура требовала опасностей, приключений, и… новых преступлений?
- Вы грязный подлец и мерзавец! Как вы смеете так говорить со мной! Вы теперь тоже вне закона, сэр! Вы бродяга и пират!
- Несомненно. И будучи пиратом, я больше не страдаю ни угрызениями совести, ни соображениями благородства. Поэтому советую вам прикусить свой острый язычок, дорогая. Не стоит затевать игру с подлецом и мерзавцем. А посему вернемся к делу. Я могу получить награду за вашу голову у британских властей…
- Даже не надейтесь на это! – прошипела она, но он лишь пожал плечами.
- Отчего же? У меня есть на это все основания. – Норрингтон откинулся на спинку стула и стал читать по памяти: – «Мадам Бомон, урожденная Джейн Стюарт. Была осуждена королевским судом за мошенничество, кражу, распутство…»
- Хватит! – выкрикнула она, но он продолжал:
- «Приговорена к десяти ударам кнута…»
- Прекратите!
- «И бессрочной каторге. Заклеймена…»
Она вскочила со стула с каким-то нечленораздельным воплем. Поднялся на ноги и бывший коммодор, насмешливо глядя на нее сверху вниз.
- Вы! Кто дал вам право?! Кто вы такой, чтобы судить меня?!
- Судить вас? – он усмехнулся. – О нет. Вы преподнесли мне хороший урок. Информация весьма дорого ценится в нашем мире. Я намерен получить за вас высокую цену, мадам.
- Что ж, попробуйте! – процедила она сквозь зубы. - Мы с вами не в Лондоне, и не в Порт-Ройале, мистер Норрингтон. И вам нечем угрожать мне здесь, на пиратской земле!
- Возможно. Возможно… Я думал о подобных затруднениях. Но из любой ситуации есть выход. Например, есть несколько весьма уважаемых господ, готовых на все, лишь бы им представилась возможность отправить вас на тот свет. А есть еще такой человек, Карлос Фуэнте, который больше всего на свете мечтает заполучить Джека Воробья. Живым или мертвым. Лучше конечно, живым. Вы прекрасно знаете, что испанцы лучшие мастера пыток на свете.
Она похолодела.
- Что?
- Делайте выводы, мадам. Я, конечно, могу сдать вас в руки английского правосудия, но как вы сами мне напомнили, я теперь тоже вне закона. Значит, мне остается только одно – передать вас идальго Фуэнте. Если вы будете сохранять гордое молчание, то, возможно, вас всего лишь повесят. А если сознаетесь, что вы не Джек, то Фуэнте отдаст вас на забаву своей команде. А они так подолгу не видят женщин…
- Вы сошли с ума… Вы не можете! – отчаянно крикнула она. - Я не Джек!
- Помнится, вы настолько красочно изобразили капитана Воробья в нашу прошлую встречу… Почему бы вам не сделать это еще раз? Стоит отметить, что платье идет вам куда меньше, чем пиратское одеяние.
Джейн потрясенно смотрела на него округлившимися глазами, не в силах произнести ни слова.
Норрингтон вопросительно приподнял бровь.
- Так вы согласны?
- Нет! – сдавленно проговорила она, отказываясь верить в происходящее.
- Я предвидел ваш ответ, и поэтому приготовил вот это.
Он швырнул ей увесистый холщевый мешок.
- Здесь есть все. Камзол, бриджи, сапоги. Надевайте.
- Идите вы к черту! – ее глаза блеснули как у кошки. – Лучше пристрелите меня!
- Для чего? Я потеряю в сумме вознаграждения, и только. Вы можете сделать это сами. Но я могу оглушить вас и переодеть ваше бесчувственное тело. Так что… будьте любезны. Избавьте меня от лишних телодвижений.
- Посмотрим, что скажет Фуэнте когда увидит, кого вы собираетесь ему подсунуть вместо Воробья!
- Я заткну ваш очаровательный рот кляпом, и жаловаться на меня вы сможете хоть дьяволу, когда ваша трусливая душонка попадет в ад! – Норрингтон шагнул к ней, и она невольно попятилась, увидев, что его глаза налиты кровью. – Надевайте свой маскарад, живо! – прикрикнул он, и Джейн вздрогнула.
Вне себя от страха и ярости, она вытряхнула вещи из мешка на кровать. Темно-серый камзол, коричневые бриджи, потертые сапоги… все порядком заношенное, старое… бог знает, где он достал все это. Но…
Она резко повернулась к нему и увидела, что Норрингтон грузно развалился на стуле, прихлебывая ром из бутылки, стоявшей на столе.
- Вы что, собираетесь смотреть? Отвернитесь!
- Чтобы вы всадили мне нож в спину? – он засмеялся, и покачал головой. - Нет, моя дорогая. С вами нужно быть настороже. И не стройте из себя скромницу. Вам это не идет.
Раздеваться на глазах у этого человека? Боже…
Джейн торопливо стянула верхнее тяжелое платье из тафты, и растерянно замерла, оставшись в нижней юбке и тонкой батистовой рубашке под корсетом. Расшнуровать его самостоятельно не представлялось возможным.
- Помогите же мне… - она беспомощно глянула на него, разведя руками.
- Неужели вы не можете самостоятельно справиться с такой малостью?
Норрингтон отставил бутылку в сторону и неторопливо подошел к ней. Она повернулась к нему спиной, чувствуя, как его пальцы принялись распутывать шнуровку корсета. Внезапный порыв ветра хлопнул ставнями и в комнату ворвался холодный ночной воздух. Джейн зябко дернула плечом, и рубашка упала с него, оголив ослепительно белую кожу… и следы ударов кнута, когда-то давно впивавшегося с размаху в эту нежную плоть, рассекая ее до крови, до мяса…
Ей вдруг живо вспомнился затхлый запах эшафота, насквозь пропитанного неотмытой до конца чужой кровью, потом, рвотой. И яростный свист бича, и брызги ее же крови, и сорванный от крика голос, и прокушенные губы… А потом тепло от раскаленной жаровни, и боль, пронзившая ее до кончиков ногтей, и тошнотворный запах горелого мяса… и стлавшийся над серой площадью гул и улюлюканье толпы…
Он ничего об этом не знал. Ему никогда не приходилось быть по эту сторону эшафота. И когда она извивалась в руках палача под холодным небом Англии, на другом конце Атлантики он равнодушно посылал на ее место множество других – ибо таков закон… И подобные ему высокомерно смотрели тогда на нее из ложи для знати.
Внутри нее всколыхнулось что-то, похожее на боль.
Он медленно провел пальцем по давно зажившим рубцам, безжалостно исполосовавшим нежную кожу плеч. Его прикосновения обжигали, отзываясь сладострастной дрожью в коленях.
- Джеймс… - тихо прошептала она - Почему вы так поступаете со мной? Неужели мой грех перед вами столь ужасен? Да, я виновата… но неужели мой проступок заслуживает… всего этого? - Она повернулась к нему и, поддавшись внезапному порыву, уткнулась лицом в изодранный отворот его камзола. - Неужели вы смогли забыть… забыть то, что было между нами, тогда, в Порт-Ройале?
Норрингтон взял ее за подбородок и внимательно заглянул в глаза, словно пытаясь отыскать в них что-то важное, а затем медленно отстранился.
- Даже не надейтесь снова одурачить меня, мадам, - с издевкой проговорил он. - Ваши чары были небезопасны для коммодора и джентльмена, а нынешний Джеймс Норрингтон повидал слишком много шлюх, чтобы поверить в чувства одной из них.
Она отшатнулась от него.
- Вы намерены так разговаривать со мной?..
- Не вы ли так упорно называли себя шлюхой, дорогая? Что ж, я, наконец, поверил в это.
- Вы пьяная скотина!
- Да, я пьян, и собираюсь напиться еще больше. Но сути дела это не меняет. – Он усмехнулся ей в лицо. - Ваши усилия обольстить меня просто смешны, мадам. Приберегите свои чары для дона Фуэнте. Уверен, что он их оценит по достоинству.
- Вы грязный мерзавец! Человек без чести!
- Разумеется.
- Если вы хотите убить меня, так убейте прямо сейчас!
- Я хочу не убить вас, мадам, я хочу заработать на вашей смерти, а это, согласитесь, несколько разные вещи.
Она задохнулась, глядя на его насмешливое, равнодушное лицо.
- Вы так бледны, моя драгоценная. Добавьте румян и грима, иначе наши испанские друзья не узнают в вашем милом образе Джека Воробья.
Норрингтон достал из-за голенища своего сапога нож и одним движением распорол шнуровку ее корсета, а затем отшвырнул его в сторону.
- Так лучше, мадам? – он снова спрятал нож и шагнул к столу. Джейн ждала этого, вновь в порыве безрассудного отчаяния рванувшись к окну. От спасения ее отделяло не больше фута, когда Норрингтон догнал ее и, схватив за плечо, дернул к себе. Тонкая ткань рубашки с треском разорвалась, обнажив ее до пояса, и явив взору то, что она столько лет прятала от посторонних глаз, никогда не надевая открытых платьев, и предпочитая мужскую одежду… На верхней части левой груди в приступе вечной ярости скалил зубы лев Плантагенетов – клеймо, которого удостаивались лишь проститутки и воры.
- Шлюха! – с презрительной усмешкой бросил Норрингтон. - Вот и конец вашему притворству, мадам.
Со звериным криком она вырвалась из его рук и отпрянула к стене, конвульсивно закрывая грудь, но он шагнул к ней, и, стиснув ее запястья, силой развел их в стороны, внимательно разглядывая клеймо.
- Великолепная работа. Надо же, палач даже не поленился втереть краску в рану после прижигания… Обычно они не тратят на это время. А это что?
Джейн содрогнулась, поняв, что он увидел свой перстень, который она носила на цепочке. Тот самый перстень, который она украла у него несколько месяцев назад.
Норрингтон сжал украшение в кулаке и сорвал его с шеи молодой женщины – лопнувшая цепочка больно ожгла кожу. Джейн съежилась у стены, стягивая на груди разорванную рубашку. Ее трясло от злобы и унижения, и она не смела поднять на него глаза. Норрингтон молчал. Джейн не отличалась робостью, столь свойственной ее полу, но сейчас ее охватил ужас, равного которому ей еще не приходилось испытывать ни за решеткой, ни в руках палача.
- Посмотрите на меня, мадам.
Она с вызовом вскинула голову, ожидая чего угодно – удара, пощечины, новой порции оскорблений, но он лишь испытующе смотрел на нее.
- Весьма любезно с вашей стороны – сохранить в сохранности мое имущество. Ну а теперь, когда между нами не осталось недомолвок, можете продолжать.
Он кивком указал на вещи, по-прежнему лежащие на кровати, и ей ничего не оставалось, как повиноваться.
Джейн начала переодеваться, медленно, словно в страшном сне, мечтая провалиться сквозь землю, но Норрингтон почти не обращал внимания на ее наготу, задумчиво разглядывая свой перстень. И только когда она полностью обрядилась в мужской костюм, он соизволил подойти ближе и внимательно разглядеть получившуюся картину.
- Не очень-то и похожа… но думаю, что испанцы в темноте поначалу не отличат вас от Воробья. – Он грубо вздернул ее лицо за подбородок и плотоядно улыбнулся. - Вы не хотите подарить мне поцелуй, мадам, как тогда, на Ямайке?
Джейн молниеносно выхватила у него из-за пояса пистолет и отскочила назад, прежде, чем он смог остановить ее.
- Думали, что сможете командовать мной? Унизить меня? – Он хотел шагнуть к ней, но она предупреждающе вскинула пистолет, целясь ему прямо в лоб. - Не с места, мистер Норрингтон, иначе я пристрелю вас. Вы забыли, с кем имеете дело. Меня нельзя запугать. Слишком много угроз я выслушала за всю жизнь. И вы не сможете запугать меня больше чем тот палач, который выжигал клеймо на моем теле! За что вы хотите отомстить мне? Я поступила так, потому что не могла иначе! Я такая, какая есть – воровка и аферистка, которую разыскивают по всей Европе! Но вам я сказала правду! А вы… вы были таким до отвращения благородным, самим воплощением честности! И это кольцо… всего лишь жалкое напоминание о том, чего не могло быть между заклейменной проституткой и офицером британского флота! - ее рука задрожала. – Безумие… Сплошное безумие и глупость… А теперь вы на своей шкуре поймете, что значит быть вне закона! Теперь мы равны… слышите? Равны! И… да подите вы к черту, сэр бывший коммодор!
- Я поражен и тронут вашей искренностью, мадам.
- Замолчите, вы! Кто виновен в ваших бедах? Ваша безумная идея фикс – поймать Джека Воробья! Вы так рьяно гонялись за ним по всей Атлантике, что растеряли все, что у вас было! О, разве не об этом судачит вся Тортуга уже пару месяцев кряду! Честный и неподкупный коммодор Норрингтон, гроза пиратов, пример для подражания, истинный джентльмен! Уволен со службы и скрывается от виселицы черт знает где! Да самые жалкие пираты в Кайонской бухте смеются над вами! Какая жалость, что немногие из них знают вас в лицо, иначе вы уже давно болтались бы на первом фонарном столбе!
- А вы разве не поняли, мадам? – с угрозой спросил он. - Я гонялся по всем морям вовсе не за капитаном Воробьем. Я гонялся за вами…
Она замолчала на мгновенье, стиснув зубы.
- Вы сейчас же дадите мне уйти, мистер Норрингтон. Или мне придется убить вас.
Даже не глядя в ее сторону, он неторопливо подошел к столу, на котором в стакане стоял позабытый кем-то и уже увядший букетик белых роз с коротко обрезанными стеблями. Вынув одну розу, он повертел ее в руках.
- Забавный цветок, не правда ли? Дурманящий аромат, изысканная красота и острые шипы… - Норрингтон посмотрел на нее, и она содрогнулась, увидев выражение его глаз. - Вы думаете, этого достаточно, чтобы остаться в живых? А вот я так не думаю...
Он с внезапной яростью смял цветок в кулаке, словно бы не замечая, что острые шипы впиваются ему в ладонь и белые лепестки, посыпавшиеся на пол, становятся розовыми от его крови.
- Прошу, мадам. Нажимайте на курок. Это совсем не трудно, – его взгляд полыхал ненавистью. - Вам уже наверняка доводилось убивать!
Нужно было выстрелить, сейчас, немедленно! Убить его, иначе… иначе он убьет ее. Пистолет плясал в ее вытянутой руке.
- Вы толкнули меня на это! - отчаянно выкрикнула Джейн, топнув ногой, словно капризное дитя, а ее лицо исказилось неподдельным страданием. – Так будьте же вы прокляты!… И гореть вам за это в аду, Джеймс Норрингтон!
Раздался глухой щелчок, но выстрела не последовало. Все еще не понимая, что произошло, она нажала на курок еще дважды, но результат остался прежним.
- Пистолет не заряжен, мадам, увы, - спокойный голос Норрингтона вывел ее из оцепенения. – Видите, даже в этом я уподобился Джеку Воробью. Мне не хватает лишь неисправного компаса. Впрочем, у него в пистолете, кажется, все-таки была одна пуля.
Джейн разжала свои ставшие вдруг непослушными пальцы, и пистолет со стуком упал на деревянный пол.
- Приятно сознавать, что я в вас не ошибся, мадам.
- Как глупо… боже, как глупо… - она закрыла лицо руками, но тут же опустила их и яростно глянула на него. – Какой же вы подлец… мерзкий трус, негодяй!
- Лгунья! – невозмутимо парировал он.
- Мразь! – крикнула она вне себя от злости и бессилия.
- Довольно ломать комедию, мадам. Успокойтесь. Перестаньте бояться за свою драгоценную жизнь. Ей ничто не угрожает, поверьте. Я не собираюсь отдавать вас ни в руки английского правосудия, ни Карлосу Фуэнте. Мы теперь с вами товарищи по несчастью, и поэтому считайте весь этот спектакль не более чем шуткой.
- Что? Вы сошли с ума?!
- Да, я сошел с ума. Минутный порыв страсти, которому вы подвергли меня несколько месяцев назад, превратил меня в совершеннейшего безумца, мадам.
Он произнес эти слова с какой-то странной интонацией, но Джейн уже не слушала его, в ее сознании билась только одна мысль – весь ужас этого вечера был не более чем ничтожной комедией.
- Вы издевались надо мной?! Вы унижали меня, делали посмешищем… для чего?! Мерзавец! Жалкий трус!
Норрингтон внезапно рванул ее к себе – резко, грубо, стиснул в своих объятиях до боли. Их губы почти соприкасались, и она вдруг ощутила накрепко въевшийся в его кожу горьковато-соленый запах океана.
- Вам все еще мало, мадам? – прорычал он, встряхнув ее как куклу. - Вы желаете продолжить это очаровательное представление? Извольте! Я займусь этим!
Норрингтон впился в ее губы своими обветренными губами, яростно и безжалостно, точно хотел этим поцелуем унизить ее еще больше, чем уже сделал это. Его губы терзали ее нежную плоть, рвали ее словно клыки, он будто всем своим существом жаждал пожрать, уничтожить ее, выпить до капли, подобно бутылке рома. Джейн тонула в тяжелом запахе его дыхания, до краев наполненного перегаром, но вопреки ожиданию вовсе не отвращение овладело всем ее существом. Всепоглощающий, животный, первобытный восторг затопил каждый дюйм ее тела, заставляя девушку пылать и плавиться как воск в тесном кольце его сильных рук моряка, не знающих пощады и милосердия. Она прильнула к нему, обвивая его шею руками, отчаянно цепляясь за него, как за последний предел своего сладострастного безумия, могущего увлечь ее душу в самые глубокие бездны желания, абсолютно неподвластные ей самой. Горячие губы Норрингтона скользнули вниз по хрупкой шее, на мгновение остановившись там, где бешено пульсировала сонная артерия, а затем еще ниже, туда, где тонким багровым рубцом пылал символ Британии, скрытый под тонкой тканью. Норрингтон одним движением распахнул ее рубашку, оголив плечи и грудь, и жадно прильнул губами к клейму на ее теле, шепча какие-то слова, не то ругательства, не то проклятия, которые она не могла разобрать, но которые кружили ее голову не хуже вина. Она сама шептала ему что-то столь безумное и прекрасное, чему не могла поверить, что выплескивалось из потаенных глубин ее естества, что всегда составляло самую пламенную, самую несбыточную ее мечту…
Норрингтон отпрянул от нее внезапно, прервав поцелуй, отстраняя ее прочь от себя.
- Теперь мы действительно равны, мадам, - хрипло сказал он, глядя ей в глаза. – И теперь мы действительно квиты. Прощайте.
Он шагнул к двери, но она бросилась вслед, цепляясь за его рукав.
- Куда же вы?
- Я вынужден покинуть вас, дорогая. У меня очень важное дело, которое не терпит отлагательств.
- Но сейчас, когда мы с вами можем… можем наконец-то побыть вместе… хотя бы эту ночь… вы уходите?!
- Прелесть моя, да вы и вправду шлюха.
Джейн упрямо тряхнула головой.
- Вы можете сколько угодно оскорблять меня. Сколько пожелаете, только останьтесь! Боже, да вы же сами хотите этого!
- В другой раз, мисс Стюарт, - Норрингтон склонился перед ней в изысканном поклоне, столь же оскорбительном, как пощечина. - Мир тесен, и быть может, мы скоро встретимся снова.
Он поднял с пола пистолет, взял со стола свою шляпу и направился к двери, но уже взявшись за щеколду, обернулся.
- Ах да! Сохраните свой сувенир, Джейн. Как память… о том, что было.
Резко захлопнувшаяся дверь заставила ее вздрогнуть. Какой сувенир он имел в виду? Она поспешно сунула руку в карман и, вынув ее оттуда, уставилась на кольцо Норрингтона. Он, должно быть, незаметно подложил его туда во время… О черт… Джейн невесело усмехнулась.
Бывшему коммодору все же удалось отплатить ей той же монетой.


май 2007

Фанфик по Пиратам

Представляю на ваш суд мой новый фик.

О чем: командор оставил службу. Почему? Из-за Воробья? Да, но лишь отчасти...
время действия: За несколько месяцев до событий второй части.


Никогда не верь пирату.

Лейтенант Джиллет с суеверным ужасом смотрел на человека, уверенно шедшего к нему со стороны пристани. Он моргнул. Зажмурился. Потряс головой. Открыл глаза. Видение не исчезало. Оно даже приветливо помахало ему рукой. Лейтенант сплюнул и перекрестился. Но это тоже не помогло. Тогда он слабеющей рукой нашарил позади себя плечо сержанта Мердока и развернул его лицом к тому, что видел сам. Мердок подскочил как ужаленный, и Джиллет наконец понял, что открывшееся ему видение не вызвано ни солнечным ударом, ни вчерашним возлиянием в таверне Томаса Флинна по поводу возвращения ямайской эскадры в Порт-Ройал.
- Сэр… но, но это же… это же… - жалобное блеяние Мердока окончательно вывело Джиллета из оцепенения.
Он рванул из ножен шпагу.
- Эй! Ты! Стой где стоишь, и не шевелись!
Человек послушно остановился.
- Вижу, что вы безумно рады видеть меня, лейтенант. Но у меня срочное, даже неотложное дело к нашему дорогому командору, поэтому я попросил бы вас тотчас отвести меня к нему. Смекаете?
Лейтенант Джиллет подавился слюной.

***

- Командор! Мы поймали его, командор!
Крик Джиллета, ворвавшегося к нему в кабинет без доклада, вывел Норрингтона из невеселых раздумий.
- Что?
- Мы поймали пирата, сэр! Джека Воробья! Эй! Тащите его!
Норрингтон вскочил, отказываясь верить своим ушам. Грязный мерзавец, за которым он безуспешно гонялся по всему Карибскому морю последний месяц, и вдруг здесь, в Порт-Ройале?!
Солдаты втолкнули в его кабинет арестованного, и в первое мгновение командор поверил в свою удачу. Пират был таким же, как месяц назад – длинные темные патлы, вперемешку с туго заплетенными косичками и вплетенной в них разноцветной дребеденью, позвякивавшей при каждом шаге, красная косынка и замусоленная треуголка… Расхристанный темно-серый камзол поверх рваной рубахи сомнительной белизны… потертые до желтизны ботфорты…
Норрингтон быстро провел взглядом по фигуре пирата, чтобы удостовериться, кого он видит, и взгляд его вдруг споткнулся на лице мерзавца. Густо-загорелое, изрядно похудевшее, оно показалось командору не таким, как обычно. Темные глаза усмехались, губы кривились в усмешке. Но теперь на нем отсутствовал даже намек на растительность – не было ни усов, ни этой несуразной бороденки с двумя косичками… Командор еще удивлялся, как это он запомнил столько деталей внешнего вида этого негодяя, когда его вдруг прошиб холодный пот.
Это был не Воробей.
Внешность человека, стоявшего перед ним, могла обмануть Джиллета, Мердока и кого угодно из гарнизона, но не Норрингтона. Потому что кроме губернатора и четы Тернер (будущей четы, но сути дела это не меняло), во всем Порт-Ройале только командор удостоился этой сомнительной чести – наблюдать золотозубую ухмылку Джека Воробья в какой-то паре дюймов от своего лица.
- Джиллет! Кого вы привели?
- Я… я не понимаю, сэр…
- Это не он! Кто вы? – обратился Норрингтон к двойнику пирата. Тот ухмыльнулся, глянул на него.
- Неужели мне посчастливилось услышать этот вопрос? Ваш офицер не озаботился такой простой вещью - спросить мое имя, прежде чем хватать, заковывать в кандалы и волочь сюда…
Голос. Это был, конечно же, совершенно другой голос. Более мелодичный, хоть и тоже низкий, с хрипотцой…
- Так кто вы? Тоже пират?
- Я могу с той же степенью твердости спросить, что вы имеете в виду под этим «тоже», но, пожалуй, воздержусь от этой неблагоразумной мысли.
От подобной наглости терпение командора иссякло, как мыльный пузырь. Он шагнул вперед, схватил незнакомца за руку (звякнули кандалы) и резко задрал манжету камзола. Пиратского клейма на запястье не оказалось. Не веря своим глазам, Норрингтон задрал манжету еще выше, но знакомой татуировки в виде воробья, летящего на фоне зари, тоже не увидел.
- О, командор… вы уверены, что это та часть одежды, которую стоит срывать с моего тела с подобным ожесточением?
Солдаты, толпившиеся в дверях, поперхнулись. Норрингтон отшвырнул эту руку прочь, на что невольный арестант только рассмеялся.
- Сэр… так это… не Джек Воробей? – робко осведомился Джиллет, растерянно переводя взгляд с командора на того, кого он с таким упоением волок сюда.
Незнакомец вскинул голову и молитвенно сложил руки на груди.
- О, так значит я здесь благодаря своему брату?! - Притворный ужас, написанный на этом, таком знакомом загорелом лице, никак не соответствовал насмешливому блеску черных глаз.
Теперь уже командор воззрился на узника с неподдельным удивлением.
- Брату?
Незнакомец снова ухмыльнулся, блеснули ровные белые зубы, абсолютно целые, не единой золотой коронки…
- А моя внешность разве не служит тому доказательством? Думаю… что вам следует принять это как данность, командор. И раз уж я так нелепо оказался в ваших руках, то нам есть о чем потолковать наедине, вы не находите?
Узник похабно подмигнул. Норрингтон помедлил секунду, раздумывая, а не послать ли этого негодяя на виселицу тотчас же, но мысль о том, что можно будет выведать хоть что-то о местонахождении настоящего Воробья, пересилила гнев.
- Джиллет! Расковать!
- Но сэр… - бедняга Джиллет решительно не понимал, чем вызвано такое неблагоразумное поведение его начальства. – Он безоружен, но…
- Не думаете ли вы, что мне стоит опасаться какого-то пирата? - резко спросил Норрингтон, и лейтенант спешно бросился выполнять приказание. Зазвенели снятые кандалы, и конвоиры как можно быстрее покинули кабинет, аккуратно притворив за собой дверь.
Командор тяжело опустился на свой стул и вопросительно воззрился на пленника.
- Я буду чрезвычайно признателен, если вы немедленно изложите мне суть дела.
- К чему нам торопиться, командор? – пират направился к столу вихляющей походкой, такой знакомой, что у Норрингтона возникло желание потрясти головой, дабы изгнать оттуда проклятое наваждение.
- От вас требуется только одно – рассказать, где скрывается Джек Воробей.
Пират вскинул руку в таком до боли знакомом жесте внимания – средний и безымянный палец поджаты, наружу торчат только указательный и мизинец…
- Капитан, капитан Джек Воробей!
Командор скрипнул зубами.
- Иначе я прикажу вас повесить.
- Можете меня повесить, командор, воля ваша, – пират небрежно уселся напротив командора не спрашивая разрешения, и тем более не дожидаясь приглашения. - Вот только… на каком основании? Пиратского клейма у меня нет, а у вас нет других доказательств моей якобы преступной жизни. Мое кровное родство с известным пиратом, это, скорее, ваша беда, чем моя. Насколько мне известны наши добрые английские законы, родство с преступником не является причиной для виселицы. Или я ошибаюсь, командо-ор?
Наглость пирата поражала. В это сложно было поверить, но в наглости он даже превосходил настоящего Воробья.
- Ваш брат негодяй и преступник, – мрачно произнес Норрингтон. - И не думаю, что жители Порт-Ройала отличат одного брата от другого, когда он будет болтаться на виселице.
- Вот как? А кто вам сказал, командо-ор… что я брат… Джека Воробья?
На мгновение Норрингтон не поверил своим ушам. Этот мерзавец издевался! Бешенство должно быть слишком явно отразилось на его лице, потому что пират торопливо продолжил:
- Видите ли… то, что Воробей приходится мне братом, совсем не означает, что я также прихожусь ему братом, смекаете?
Норрингтон вгляделся в человека, стоящего перед ним, и внезапно догадка озарила его сознание. Да, конечно, человек этот не мог быть Джеком Воробьем, несмотря на несомненное, даже удивительное сходство. Норрингтон смотрел в это точеное лицо, и поражался, как мог так обмануться даже в первое мгновение. И дело ведь было даже не в полном отсутствии растительности на этом гладком, загорелом лице. Не в отсутствии усов и нелепой бороденки с болтающимися на ней двумя косичками, в которые пират тоже умудрился вплести пару бусин – Норрингтон вспомнил, как неприятно это поразило его еще тогда, когда он впервые увидел Воробья. Поразило, пожалуй, даже больше, чем накрашенные глаза этого мерзавца, и его отвратительные вульгарные манеры, более подходящие портовой шлюхе, нежели мужчине…
У человека, стоявшего перед ним, глаза, впрочем, тоже были накрашены, но черты лица были чуть утонченнее, чуть мягче, чем у Воробья… и глядя на него Норрингтон вдруг понял, что именно беспокоило его все это время, словно заноза – осознание того, что, несмотря на род занятий, затрапезный вид, и блядские повадки, Воробей, тем не менее, был красив. Что его точеное загорелое лицо с безупречным профилем, лицо, в котором чувствовалась порода, никак не подходило пирату, скорее уж аристократу, может быть даже испанскому гранду… Эта мысль была крайне неприятна командору, и он всегда гнал ее прочь. А теперь он видел перед собой человека, слишком сильно походившего на беглого преступника, которого он, Норрингтон, поклялся повесить, походил лицом, одеждой, ростом, короче говоря, перед ним во плоти была копия Воробья, правда, гораздо более утонченная и изысканная, но всего лишь копия.
И все же…
Это лицо… с чертами чуть более нежными, чем у Воробья, и отсутствие растительности на нем, и фигура, явно более изящная, чем у…
О, боже!
Командор мог бы предположить что угодно, но предположить такое на его месте не смог бы никто.
- Вы… - неуверенно начал Норрингтон, сам поражаясь тому, что говорит. - Вы что… женщина?..
За дверью что-то упало, кто-то взвизгнул от боли, и явственные возгласы: «девица, это девица!» донеслись до слуха командора. Он бросился к двери, рванул ее, взбешенный, но в коридоре уже никого не было. От дальнейших необдуманных поступков его остановил тихий смех, который, впрочем, прекратился сразу же, как только командор обернулся.
Пират… нет, пиратка… смотрела на него с предельным вниманием. Ситуация оборачивалась к командующему ямайской эскадрой совсем непредвиденной и крайне неприятной стороной. Что делать с мужчиной, пусть даже подозреваемым в пиратстве, командор имел самое яркое представление. В конце концов, виселица была для этого недуга достойным средством. Но вот что ему делать с женщиной, облеченной в пиратский костюм? Тем более что эта женщина по-видимому, приходится родной сестрой самому Джеку Воробью… О, черт…
Впервые в жизни командор совершенно не представлял себе своих собственных дальнейших действий.
Пытаясь сохранить спокойствие, он проследовал к своему стулу, но не сел, продолжая сурово разглядывать свою визави.
- Вы пират? То есть… я хотел сказать… вы пиратка?
- Избави меня бог! – длинные ресницы с негодованием взлетели вверх, словно в подтверждение правоты этих слов. - Я кошка… свободная как ветер… я никому не принадлежу, и не буду принадлежать кроме как себе самой. Кошка ненавидит море. Она предпочитает ступать по твердой земле. Я могла бы командовать кораблем, могла бы пиратствовать еще лучше чем мой брат… Но целый корабль в придачу с командой… это такая обуза… это камень на шее. Я предпочитаю одиночество, командор.
Норрингтон ошеломленно выслушал эту исповедь.
- В таком случае, для чего вам этот… - командор невольно поморщился. - Этот маскарад?
- О… - ей пришлось бросить короткий взгляд на свой камзол и ботфорты. Она поправила рукав и даже сняла шляпу, пристроив ее на столе. - Этот маскарад был нужен для того, чтобы доказать мое родство с Воробьем… ну, и чтобы привлечь внимание властей. Но, конечно, эта бутафория была рассчитана на людей вроде лейтенанта Джиллета… но никак не на вас, командор!
- Не сомневаюсь, - сухо бросил Норрингтон. – Так для чего вы прибыли в Порт-Ройал, мисс…
- Кэтлин.
- Мисс Кэтлин… Воробей?
- Бог с вами, командор! Воробей – это прозвище, но никак не фамилия моего брата. Но вы можете звать меня просто Кэт.
Командор пропустил эту любезную информацию мимо ушей.
- К делу!
- Охотно. Я хочу получить 20 тысяч фунтов за достоверную информацию о Джеке Воробье.
- Вы хотите сдать своего брата в руки властей? – удивленно спросил Норрингтон.
- На мой взгляд, это как ничто другое соответствует вашему представлению о пиратах, не так ли?
- Возможно. Но вы не пиратка, так почему вы это делаете?
- О, вам мало того, что я могу сдать вам преступника, вам еще и нужны мои мотивы… Что ж, я никогда не любила своего брата, и он отвечал мне взаимностью. Причины подобных чувств вас не касаются. Поэтому к делу, командор.
Норрингтон задумался. Все это было слишком фантастично, чтобы быть правдой.
- Почему я должен вам верить?
- У вас нет выбора. К тому же на моем месте не слишком-то благоразумно было приходить сюда, рискуя угодить на виселицу. Но деньги! Все ради денег. Это единственное, что в чести сейчас.
- Вы уверены?
- Убеждена. И вам тоже придется в этом убедиться, командор. Почему вы сомневаетесь в моих словах? Вы ненавидите пирата Джека Воробья, а я ненавижу своего брата. В этом мы схожи. У нас одна цель. Это нас объединяет, командор.
Она произнесла эти слова жестко, по-мужски, а в глазах словно сверкнул стальной блеск. Норрингтон никогда не видел подобного выражения на изнеженных лицах дам высшего света, с которыми ему приходилось общаться в доме губернатора, и это поразило его. В этот момент она ничем не напоминала своего брата. Ничем, кроме черт лица. Ее сходство с Воробьем заканчивалось на этом. В остальном же – в жестах, мимике - не было и намека на беспутные ужимки пирата. Вот только Норрингтон смутно догадывался, что все это не больше чем очередной маскарад, очередная фальшь, наподобие мужского костюма. Такая же маска, как и вульгарные манеры самого Воробья, под которыми тот скрывал (и весьма умело, надо сказать!) недюжинный ум, смекалку и отчаянную храбрость – что Норрингтон был вынужден признать, пусть даже против своей воли.
Он посмотрел на ее руки. Гибкие сильные пальцы, тонкие запястья… форма рук была безупречна, они не могли принадлежать женщине низкого происхождения. На них не было мозолей и пигментных пятен, и утолщенных суставов от тяжелой работы… Но он мысленно сравнил их с нежными ладонями Элизабет и понял, что эти руки отнюдь не привыкли к вышиванию.
- В нашей семье не заведено интересоваться делами друг друга, но так уж вышло, что две недели назад мы встретились на Тортуге. И мне известно, где Джек находится сейчас. А вот где именно… вы узнаете лишь тогда, когда я получу свои деньги.
Она глянула ему в глаза, и он невольно поежился, почувствовав этот взгляд. В нем был холодный вызов. Вызов на равных. Леди не может так смотреть на мужчину…
Она вполне могла блефовать. Получить деньги за информацию, которую никак нельзя проверить де тех пор, пока не убедишься воочию, что она лжива… потратив драгоценные время и средства? Ну уж нет!
- Хорошо. Я дам вам деньги, о которых вы просите. Но я буду вынужден задержать вас до тех пор, пока сведения, полученные от вас, не подтвердятся.
Ее брови взлетели вверх.
- Вы что же, хотите, чтобы я поплыла вместе с вами?
- Именно так.
- Но вы с ума сошли! Это же на другом конце Атлантики!
Норрингтон жадно воспринял к сведению крохотную часть информации, что содержалась в ее оговорке (впрочем, оговорке ли?).
- И, тем не менее, я настаиваю.
- О! Вы подвергаете сомнению мои слова. Но и это не предел, вы собираетесь подвергнуть опасности мою жизнь?
Командор недоуменно воззрился на нее.
- Почему же опасности?
- Если оставить за рамками опасности, которые таит в себе океан, то вы, должно быть, забыли, что береговое братство отомстит мне, узнав о моем предательстве! – она нервно стиснула пальцы. - Вы же знаете этих людей, командор, знаете, на что они способны! Меня вздернут на нок-рее, или просто перережут глотку!
Норрингтон прекрасно знал, на что способно береговое братство. И в отличие от Элизабет и Уильяма Тернера не питал по отношению к пиратам никаких прекраснодушных иллюзий. Тем не менее, отдавать им кого-либо на расправу он не собирался.
- Я гарантирую вам полную конфиденциальность.
- О боже, вы гарантируете! Но вы не можете поручиться за всех своих людей! А ведь то, что меня задержали в Порт-Ройале уже ни для кого не секрет!
- Чего же вы хотите?
- Чтобы вы немедленно отпустили меня, уплатив требуемую сумму.
Командор покачал головой.
- Это невозможно, как я уже сказал.
- Вы желаете смерти только моему брату, командор? – Теперь она смотрела на него уже с откровенной неприязнью. - Или всем представителям моей семьи?
- Вы забываетесь.
- А вы злоупотребляете своими полномочиями.
- Этот спор бесполезен. Вы поплывете вместе со мной, но если ваши сведения не подтвердятся, вы подвергнетесь суровому наказанию.
Она откинулась на спинку стула и посмотрела на него так, как смотрят коты на соперника перед дракой.
- Я трепещу при одной мысли о том, насколько жестоким может оказаться офицер королевского флота вашего ранга.
- Ваша ирония неуместна. Вам придется либо принять мое решение, либо я прикажу запереть вас до нашего отъезда.
- Запереть? Меня? О… - на ее губах заиграла недобрая ухмылочка. – Вы представляете, насколько сложно удержать взаперти кошку, командор? Почти так же сложно, как и воробья…
В ее голосе проскользнула тщательно скрытая угроза, и Норрингтон насторожился.
- С моим братом вас постигла неудача. Не думаю, что фортуна будет более благосклонна к вам и в моем случае.
Будь на ее месте кто-нибудь другой, Норрингтон припомнил бы все известные ему бранные слова, но говорить так с женщиной (пусть даже эта женщина и не являлась дамой высшего света) у него не поворачивался язык. Врожденная лояльность к представительницам ее пола в сочетании с правилами хорошего тона и офицерской честью не позволяли ему слишком прямолинейно высказывать свои мысли и пожелания.
Он мрачно смотрел на нее, на эту женщину, само нахождение которой в этой комнате было фарсом, насмешкой над ним, Норрингтоном.
А она смотрела на него, но теперь враждебное выражение на ее лице сменилось суровой задумчивостью. Так смотрел бы он сам, если бы в сжатые сроки просчитывал стратегию боевых действий своей эскадры… И почему в голову к нему приходят такие нелепые сравнения?
Позже, вспоминая этот день, он понял, почему.
- Право, командор, вы слишком много внимания уделяете внешнему виду человека. Вы не верите мне из-за моего наряда? Конечно, если бы я пришла сюда в платье, более приличествующем моему положению и, рыдая, признала свое родство с беглым преступником, умоляя вас о снисхождении, вам бы и в голову не пришло усомниться в моих словах, верно?
Норрингтон нахмурился. Это как-то не приходило ему в голову, но, вполне возможно, что так бы оно и было. Честно говоря, он инстинктивно не доверял всему, что было хоть как-то связано или схоже с Воробьем, а тем паче, что сходство это нарочито подчеркивалось… словно изо всех сил призывая его к осторожности.
Она еще раз оценивающе посмотрела на него, прежде чем заговорить. По долгу службы он слишком хорошо знал этот взгляд, который не сулил ничего хорошего. Так смотрят солдаты перед атакой. И штатские, вызывающие друг друга на дуэль.
- Я знаю, о чем вы сейчас думаете, командор. Что мое происхождение столь же сомнительно, как и наряд. Что моя мать, скорее всего, была шлюхой, а отец пиратом, и что мы с братом при выборе профессий не посрамили честь семьи? Вы думаете об этом, да, командор? – в ее голосе зазвенело негодование.
- Я не… вы неправильно меня поняли… - Норрингтон почувствовал, что у него запылали уши. До сего момента он и представить себе не мог, что женщина может говорить вслух о подобных вещах, а уж чтобы он сам думал, а тем более говорил с леди о сомнительности ее происхождения… впрочем, можно ли было назвать леди женщину с лицом Воробья, командор не знал, и поэтому мучительно пытался подобрать хоть слово. Но Кэтлин не позволила ему перехватить инициативу.
- Но что поделать, командор, к сожалению, вы абсолютно правы, - вздохнула она. – Моя мать действительно была портовой шлюхой, а своего отца я никогда не знала. Вас это шокирует? – она тихо рассмеялась, глядя на его растерянное лицо.
- Вы… это не имеет отношения к делу… и…
- Ошибаетесь, командор, имеет, и самое непосредственное. Это ведь так важно, ваше отношение ко мне… - она скользнула к нему каким-то неуловимым, кошачьим движением, оказавшись совсем рядом. Для женщины она была высокого роста, но ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. – Это важно прежде всего для меня… командор…
Норрингтон увидел совсем близко ее глаза, и невольно отметил, что они совсем не такие как у Воробья. У того глаза были очень темные, почти черные, как агаты, а у его сестры глаза были светло-карие, прозрачные подобно янтарю, и только обведенные краской казались черными…
- Ведь если… ваше отношение ко мне будет более благосклонным… нам удастся прийти к взаимовыгодному соглашению… не так ли?
В глубине ее медовых глаз вспыхивали и гасли золотые искры.
Никогда прежде командор не встречал (и даже представить себе не мог, что встретит) женщину, которая настолько не соответствовала бы общим представлениям о леди. Женщину, которая вела себя так вольно наедине с мужчиной, вольно, но в то же время почти без вульгарности, искусно балансируя на грани дозволенного. Разве что Элизабет… но та говорила и действовала напрямик, с почти детской непосредственностью, а эта женщина вела с ним опасную игру по каким-то неизвестным ему правилам, и…
Ее ладони вдруг легли на отвороты его мундира, легонько касаясь ряда золотых пуговиц. Норрингтон судорожно попытался соотнести этот жест с известными ему правилами этикета и обычными ухищрениями женского кокетства, и даже успел прийти к заключению, что ничего подобного ни то, ни другое не предусматривает, когда ее руки с неженской силой обхватили его за шею, а к губам прильнули ее губы…
Норрингтон замер, растерявшись, неловко обхватив ее руками, сам не понимая для чего, чтобы оттолкнуть или наоборот, прижать к себе покрепче… Его вспотевшая ладонь соскользнула с гладкой кожи ее портупеи чуть ниже… явственно ощутив сквозь грубую ткань мужского камзола хрупкую линию талии, плавно переходящей в бедро. Никогда прежде ему не приходилось прикасаться к женскому телу, не стиснутому жесткими планками корсета: и мысль эта поразила его настолько, что он отдернул руку и попытался отпрянуть, но тем самым только потерял равновесие, и они оба покачнулись. Норрингтон налетел бедром на стол, и неловким взмахом руки смахнул с него пачку листов пергамента, которые веером разлетелись по комнате. Кэтлин извернулась, потянула его на себя, и ему пришлось упереться правой рукой о столешницу, чтобы не упасть на нее, другой рукой продолжая машинально обнимать ее за талию…
Ее пальцы ловко стянули с него парик, отшвырнули его в сторону, и зарылись в коротко остриженные волосы командора, нежно лаская каштановые пряди... и его захлестнуло новое, неизведанное ранее ощущение.
Командор осознал, что происходит что-то ну абсолютно невообразимое: девица в мужском костюме лежит на его столе, а он, командующий ямайской эскадрой, сжимает ее в объятиях, целуя со всей страстью на которую был способен, совершенно забыв о долге, о чести, о правилах приличия, наконец… Это безумие длилось, должно быть, не более тридцати секунд, когда Кэтлин прервала поцелуй, и чуть отстранилась, широко распахнув бархатные ресницы.
- Над кем же вы так отчаянно хотите сейчас одержать верх, командор… надо мной… или… над моим братом? – она ухмыльнулась неожиданно бесстыже, нагло, сверкнув зубами, и ее сходство с Воробьем вдруг стало невыносимым.
Норрингтон сглотнул. Двусмысленный намек только сейчас дошел до его сознания, и в нем вспыхнула злость. Он рванулся из ее объятий, не преминув смахнуть со стола чернильницу, которая разбилась, растекшись по паркету неожиданно огромным пятном.
В этот момент дверь распахнулась, и глазам обеспокоенных шумом лейтенанта Джиллета и двух рядовых предстало немыслимое по недопустимости и невозможности зрелище.
Бесстыдно опираясь на локти, на столе развалилась девица в мужском камзоле, и насмешливо смотрела на них, склонив голову набок. И командор, растрепанный, без парика, смотрел на подчиненных, едва успев отпрянув от нее и тяжко дыша, и во взгляде его злость сменялась яростью.
Дверь моментально захлопнули с другой стороны.
Норрингтон обернулся на виновницу своего позора. Усмешка на ее лице почти мгновенно сменилась комически серьезным выражением: приподнятые к переносице брови, виноватые глаза, поджатые губы… Подобную смену масок и настроений Норрингтон видел только у еще одного человека… и не столь давно. Эта мысль заставила его вздрогнуть.
Он отвернулся, отошел к окну.
- Этот… инцидент… Надеюсь, что… что он больше не повториться… поскольку…
- Поскольку этикет не предписывает так обращаться с дамами, вы это хотели сказать, командор?
Она соскользнула со стола и подошла к нему. Командор показалось, что он ощущает тепло ее тела даже через разделявшее их расстояние. Сердце его забилось. Кэтлин тем временем продолжала.
- Или, быть может, вовсе не соображения этикета не позволяют вам желать повторения этого, как вы изволили выразиться… инцидента? – ее голос стал вкрадчив, но за этой вкрадчивостью, несомненно, пряталась ирония. - О, я догадываюсь, что является тому истинной причиной… Любовь. Любовь к девушке благородной, не чета мне… вот только не слишком бы я доверяла на вашем месте благородным девушкам…
Норрингтон резко повернулся к ней, оборвав на полуслове.
- Я не нуждаюсь в вашей оценке моих действий.
- Мое общество вам неприятно, командор, - она картинно вздохнула. – Или же, что вернее, моя внешность? Да, ситуация несколько двусмысленная. Но мы должны извлечь из нее максимальную пользу. Вы согласны?
Командор стиснул зубы. Присутствие этой женщины выводило его из равновесия. Женщина с обличьем Джека Воробья и в костюме пирата, с ухватками портовой девки и речью благородной леди… Он смотрел в эти прозрачные медовые глаза и чувствовал себя идиотом.
- Вы по-прежнему хотите, чтобы я ехала с вами, Джеймс?
- Да… да, я… конечно… – Норрингтон произнес эти слова машинально, выбитый из колеи ее обращением к нему по имени, и тут же спохватился, поняв, какое оружие против себя дал ей в руки, но было уже поздно.
- Вы хотите этого, потому что по-прежнему сомневаетесь в моей честности, или же… по какой-то другой причине?
Она невинно улыбнулась, загнав его в угол этой фразой. Норрингтон подавленно молчал, поскольку подтверждение любого из этих двух предположений выглядело бы одинаково глупо и двусмысленно, а лгать ему не позволяла совесть. Признаться же в том, что, по крайней мере, одна из этих причин верна, он не мог даже самому себе.
Это было безумие чистой воды, но его неудержимо влекло к этой женщине, переменчивой как море. Все в ней – и внешность, одновременно отталкивающая и притягательная, и манеры, то по-мужски деловые, то словно бы почерпнутые из арсенала публичной девки... Все это вместе представляло собой нечто завораживающее, и откликалось в душе командора какой-то чудовищной страстью. Он ненавидел ее, презирал и в то же время жаждал обладать ею с поистине юношеским пылом, которому сам удивился. Все это было ужасно. И он устыдился себя и этой своей неожиданной слабости. Он отчаянно пытался убедить себя в том, что виноват не он, Норрингтон, виновата сама эта дикая, немыслимая ситуация, из которой не было выхода, и в которой он, как ни крути, выглядел круглым дураком.
Отделаться от нее, и никогда в жизни не вспоминать о сегодняшнем дне было бы самым разумным решением, но пойти на этот шаг было сейчас выше его сил.
Она правильно истолковала его выразительное молчание.
- Что ж, в таком случае я поеду с вами, Джеймс. Но у меня есть одно условие. Деньги я предпочитаю получить заранее, они, знаете ли, будут греть мое сердце. Что касается капитана Джека Воробья, то он сейчас направляется в Триполи. И даю вам слово чести, командор, - она ухмыльнулась, словно сомневалась в том, что такое понятие как честь, а уж тем более ее собственная честь вообще существует на этом свете – Слово чести, что я говорю вам правду.

***

На следующее утро в запертой комнате ее не оказалось. Замок был ловко вскрыт, а каким образом узнице удалось выскользнуть из форта мимо вооруженной охраны, так и осталось загадкой, как для командора, так и для самой охраны. Денег, которые она получила, естественно, тоже не было. Обнаружилась также пропажа фамильного бриллиантового перстня, который Норрингтон носил редко, но как раз вчера имел несчастье надеть. Перстень был весьма дорог и достался командору в наследство от отца, поэтому его кража привела Норрингтона в бешенство. Он представил себе, как легко перстень можно было снять с его пальца во время злосчастного поцелуя, тем более что он хорошо знал, насколько ловкими могут оказаться руки бывалого вора-карманника, но этот факт не принес ему и малой толики утешения. Он попался на ее крючок, словно зеленый мальчишка, словно последний наивный кретин! Командор заскрежетал зубами. О, самый удалой пират из тех, что он видел, вполне мог бы гордиться своей сестрой! Она провела свою авантюру просто великолепно – пиратский маскарад, изумительное сходство с Воробьем, требование награды и казалось бы, искреннее негодование, а потом… Потом его ловким приемом сшибли с ног и лишили разума, выманив то, что требовалось, и украв то, что в первоначальный план, быть может, и не входило… Боже, но каким же он сам оказался непроходимым болваном, идиотом, тупицей!
Вне себя командор бросился с дюжиной солдат в погоню, хотя и понимал, что это безрассудно, ибо беглянка, должно быть, уже давно скрылась. У пристани на волнах мирно покачивались пять кораблей его эскадры, но он точно знал, что еще вчера здесь был голландский бриг, заходивший в Порт-Ройал с грузом пряностей. Теперь его не было и только далеко в море, почти у самого горизонта Норрингтон разглядел белые паруса. Лицо командора потемнело от гнева и еще чего-то, какого-то странного жгучего чувства, которому он не мог найти ни названия, ни объяснения.
- Сэр!
Норрингтон резко обернулся. На молу сидел оборванный мальчишка, болтая в воздухе босыми ногами.
- Сэр, вы не леди ищете?
- Ты видел что-то?
- Сэр, леди в мужском камзоле сказала, что вы дадите мне гинею. А я тогда смогу передать вам то, что она велела.
Маленький гаденыш усмехнулся. Джиллет замахнулся, было, на него, но командор удержал его руку.
- Говори!
Мальчишка ловко поймал золотой и спрятал его где-то в своих лохмотьях.
- Так вот, леди велела мне передать вам, что слово свое она держит, и чтоб вы искали пирата в Триполи, да поторопитесь, потому что туда он отправился пять дней назад. Если встретите его, не говорите ему о сестре, которой у него никогда не было, потому что тогда он очень удивится. И вообще лучше не гоняйтесь за ним, иначе это не принесет вам счастья.
- Это все?
- Нет, она еще просила сказать, чтоб вы поменьше доверяли женщинам, сэр. И пиратам тоже.
Командор бросился прочь, спиной ощущая усмешки на лицах своих солдат. Впереди у него была добровольная отставка, потеря звания, состояния, доброго имени и унизительная необходимость плавать на пиратском корабле в команде человека, за которым он с таким рвением гонялся по всей Атлантике. Но он, к счастью, этого пока не знал.

***
…Джейн Стюарт, известная в Старом Свете авантюристка, мошенница и куртизанка, подвизавшаяся в свое время актрисой на подмостках лондонского театра, наблюдала за исчезающими вдали берегами Ямайки, стоя на палубе голландского брига. На ней по-прежнему был мужской костюм, вот только теперь сходство с самым знаменитым пиратом Карибского моря смог бы заметить далеко не каждый. Волосы были расплетены из множества косиц и избавлены от побрякушек и красной косынки, а затем снова собраны в одну косу, туго оплетенную черной лентой, была смыта черная краска с нежной кожи вокруг глаз. А под тщательно нанесенным бронзовым загаром оказалась бледная кожа, чуть отливающая розовым. Что ни говори, а у Джека Воробья было слишком много врагов в этой части света, но не все они были столь же благородны как Норрингтон. Рисковать своей внешностью более не имело смысла, а поэтому…
Джейн усмехнулась, подставляя лицо лучам солнца. Воспользоваться своим феноменальным сходством с Джеком было превосходной идеей, впрочем, эту идею ей неосмотрительно подсказал сам Воробей. Две недели назад, на Тортуге, им довелось провести вместе несколько ночей, и за это время вечно нетрезвый капитан порассказал ей пару историй о своих тонких взаимоотношениях с командором, и красочно передал всю полноту эмоций, которую он, должно быть, вызывал у командующего ямайской эскадрой.
- Взгляни, цыпа, а ведь мы на одно лицо! – удивленно воскликнул Джек, взглянув как-то утром в зеркало через ее плечо, а ей осталось с ним только согласиться.
На свете встречается много удивительных вещей, бывает и так, что люди, совершенно чужие друг другу могут быть похожи как две капли воды. Но как знать, Воробей и впрямь мог оказаться ей братом, учитывая тот факт, какой законченной шлюхой была ее матушка, вечно таскавшаяся по тавернам в компании подвыпивших моряков. Одним из них вполне мог оказаться отец Джека, тоже видимо, отличавшийся избыточной любовью к женскому полу, что, впрочем, Воробей с успехом унаследовал. От осознания возможной греховности их связи она только крепче сжимала его в объятиях. В любом случае, Джеку не следовало трепать языком. Не доверяй шлюхам вроде меня, капитан Воробей - напутствовала она его напоследок, впрочем, мало надеясь на то, что он ее послушает.
Это непростое дельце оказалось легче, чем она ожидала. Удачно подобранный мужской костюм, умело нанесенный грим, и неплохие актерские способности сделали Джейн Стюарт точной копией Джека. Остальное было импровизацией, а итогом – весьма внушительная сумма. Да, Новый свет явно стоил тех усилий, которые она прилагала, чтобы покинуть Европу, в которой ее известность набирала угрожающие обороты. Вопреки тому, что она наговорила командору, на Тортуге опасаться ей было нечего. Воробей вряд ли вспомнит, что именно он ей разболтал, кроме него об их встречах не знал никто, ну а Норрингтон, особенно если ему удастся достигнуть своей цели, не будет откровенничать с пиратом перед тем, как повесить его.
Ее не мучили угрызения совести. Она ничем не была обязана Воробью, их не связывала дружба, любовь или кровные узы. Поэтому она никоим образом не предавала его, а всего лишь использовала известную ей информацию в собственных интересах. В конце концов, Джек был чертовски удачливым малым, и раз ему так долго удавалось ускользать от карающей руки правосудия, так что ж, удастся и на этот раз.
Джейн вынула из кармана бриллиантовый перстень и бесцельно повертела в руках. Он был ей велик, но она и секунды не сомневалась, что найдет ему нужное применение, а пока… Пока она разглядывала перстень и ее губы кривились в болезненной полуулыбке. Командор…
Ей вдруг захотелось швырнуть драгоценную безделушку далеко в море и забыть, забыть сильные руки, так неуверенно обнимавшие ее за талию и эти серые глаза, такие честные и чистые, что становилось больно… Для чего она поцеловала его? Чтобы вынудить действовать так, как было нужно, или… просто потому, что ей захотелось этого?
Это было так непохоже на нее - предаваться бесцельному романтическому бреду, что она невольно усмехнулась. Она была тем, кем была - глубоко порочной, жестокой хищницей, и сей непреложный факт никогда не вызывал у нее каких-то особенных эмоций, но теперь… Неужели командору удалось растопить лед ее зачерствевшего циничного сердца?
Она тряхнула головой и крепко сжала перстень в кулаке, словно пытаясь удержаться от необдуманного поступка. Чушь, блажь… Сиюминутный порыв, у которого не было будущего… Что общего может быть у преступницы и офицера британского военно-морского флота? Как глупо…
И все-таки…
Джейн бросила долгий прощальный взгляд в сторону Порт-Ройала, и на лице ее не было радости. Она разжала ладонь и еще раз посмотрела на столь ловко приобретенное ювелирное изделие стоимостью никак не меньше пяти тысяч фунтов и тяжело вздохнула, но перед тем как спрятать перстень обратно в карман, пылко прижала его к своим обветренным губам. Затем мысли ее приняли несколько иное направление.
…Прости, Джек. Я не желаю тебе зла, и надеюсь, что командору не удастся тебя повесить. Удачи. И… не доверяй женщинам, Джек. Никогда не доверяй…