1.
Ветер срывает листья, уносит за край долины,
Холодной рукою ветер касается гривы львиной...
И белое небо над белой землёй.
Играет приятель-ветер на струнах души старинной,
А голос его подобен мелодии древних гимнов...
И чёрное небо над чёрной землёй.
Склонила лицо пилигримка, к чёрно-белой земле склонила,
Мятежным блистанием лунным всю душу себе истомила...
(Ты прав, друг Ф. Л., всё ушло - пустыня осталась).
2.
О н
Что ищешь ты здесь, пилигримка, цыганка по духу скитаний?
Откуда ушла невидимкой?
О н а
...От каменных лиц и от зданий.
Зачем тебе сердце, бродяга?
О н
...Оно ныне дом твой - навеки,
Оно и весь мир - всё небо, все земли, дороги и реки...
О н а
Прошу тебя, странник мой вечный, душа моя, мой небожитель,
Смотри, какой путь выпал млечный, послушай в прудах шёпот лилий,
Стараний терпенья столетий цени выше всех слов о скорби,
Живи и люби... В твоё сердце я не принесу память с болью.
О н
Твою боль приму - будь что будет. Ты в сердце живёшь, не изменишь!
О н а
Моей волей кончится дело, а ты, что ни думай, поверишь...
Тропой одинокой ступая, уже ничего не ищу я.
Была я иной, изменилась, и перед тобой - другая.
Простишь ли, мой друг по призванью, но жить не могу в твоём сердце:
Я жизнь свою завещала дороге, луне и песне.
О н
Но ты человек, хоть сказку всё же свою ты хитро мне пропела.
Любовь и страданье...
О н а
...Одно и то же. Как все мы - одно перед небом.
О н
Понять тебя сложно, бродяжка, меня твоя мудрость смутила...
О н а
А что это - мудрость?
О н
...Бедняжка, её равнодушье стеснило.
О н а заливисто смеётся.
Но я не поверю, что мудрый может смеяться так честно!
О н а
Лишь мудрый умеет смеяться, жаль это не всем известно.
А иной, кто сжимает губы, чтоб казаться умней хмурым взглядом,
Тот ложью живёт, тот грубо прикасается к терпкому яду.
О н
Ты вся - как сошла со страницы легенд или тонкой фрески,
Вся - будто луч сквозь время, но тон твой холодный и резкий...
О н а
Не жди от меня иного. - Забудь до утра о мире,
О том, как он сам устроен, о том, как мы все в нём жили.
Отпускай на свободу птицу, свою мечту, свою душу,
И пусть хоть на час из клетки она ускользнёт наружу...
Пусть голос её разнесётся над всем бесконечным миром,
Вдыхая надежду и ветер, фиалковый запах и миро...
3.
На луне, на склоне - горы как статуи застыли.
В городе часы на башне полночь давно пробили...
И чёрное небо над фонарём в городе.
Слепая птица - о, слепа как мечта! - на флюгере.
Следом за своими тенями идут молчаливые люди...
И белый фонарь отвечает молчаньем.
Шагает бродяга - смятение и глубое что-то как пламя.
В руке он сжимает память о прощальном Её касании...
(Ты прав, друг Ф. Л., всё ушло - пустыня осталась).
4.
Прикоснувшись к душе строптивой, ты не сможешь узнать покоя.
Жить как прежде неторопливо и ходить одиноковым строем.
Эх, колонна, что вспыхнула белым, как луна, отражённая морем!..
Почему нет ни слов для молитвы, ни проклятий, ни бурь, ни покоя?!..
Отрешённо шагнуть в бездну ночи и послушать всё ту же безмолвность?!..
Не постичь, что она там пророчит!.. Будь ты проклята, женская скромность...
И принять одиночество снова, как бальзам на ожог и колкость.
И раз в сотый понять, что нельзя принимать этот холод за женскую скромность...
5.
А она - безумный ребёнок, не принявший сердца чужого,
Со своим - как с игрушкой болтала, песни пела смелей на полтона...
Есть ли что-нибудь чище, чем эта непонятная сценка без смысла?
Почему ты молчишь, Ф.?.. - Т-а-к п-р-о-с-т-о, при себе я оставлю все мысли.
ОООООЙ БРЕЕЕЕД... Правда?