История одних ножниц., Наш вариант развития событий Опции

[Лана]

Пару дней уже вынашиваю эту безумную идею, и вот наконец решилась открыть эту тему.
Все мы смотрели шедевр Тима Бартона "Эдвард руки-ножницы", и не можем не восхищаться им. Эта одна из наиболее трогательных картин из всех существующих, ИМХО. Не надо быть человеком большого ума, что бы понять, что у этой истории не может быть продолжения, не тот случай... Но правда, это очень грустно? У меня есть предложение написать коллективыный фанфик. Но не продолжение, а именно свой вариант истории, с совершенно другим началом и концом. Год назад именно этот форум общими усилиями написал один замечательный фанфик, я имею в виду ЧиШФ. Почему бы теперь не повторить подвиг и не написать еще одну историю про человека с ножницами вместо конечностей?
Сразу хочу оговориться, что я прекрасно понимаю, что для многих здесь это свято и неприкосновенно, и если они будут против того, что бы их Эдварда касались чьи-то руки и переписывали его жизнь, я не в коем случае не буду обижаться. В таком случае администрация может спокойно закрывать эту тему и забыть о том, что она вообще существовала. Лишние конфликты здесь никому не нужны.
Если все же есть желающие приобщиться и вершить свои вариант развития событий, у меня есть вариант, о чем именно стоит написать. И даже не один. Так что скажете?

[ЭдВуд]

Ну вот, я нашел текст... Извининте, что выкладываю прямо здесь - негде разместить в общем-то. Не обессудьте.

ИЗУМРУДНЫЙ ГОРОД

Кто-то находит свою дорогу после долгих размышлений. Кто-то по совету друзей. Кто-то – вопреки всему, случайно, даже сперва не разобравшись, что это такое. Но самое главное – это все-таки найти ее, свою дорогу. Встать на нее. Почувствовать желание идти. А уже потом начинается самое интересное…

* * *
Все началось с того, что Эдвард наконец решился спуститься в нижний этаж подвала. Покойный ученый – владелец замка – в свое время оборудовал подземные помещения, сделав из них настоящую лабораторию. А совсем внизу, еще на этаж ниже, располагались всякие кладовки, набитые сломанными машинами, старыми книгами и бог весть чем еще. Много лет Эдвард не решался туда спускаться. Во-первых, он не любил подвалов, а во-вторых… сидеть наверху и смотреть в окно, или же делать ледяные скульптуры нравилось ему гораздо больше. Он и делал их… одну за другой, в течение многих лет… Летом и зимой он создавал образ, навсегда поразивший его сердце, и каждый раз надеялся, что статуя останется с ним – хотя бы она… но проходило такое недолгое время, и лед таял, вновь оставляя Эдварда в одиночестве. И все начиналось сначала…
Он знал, что лед обязательно растает. Если бы он не был таким холодным, если бы в нем была жизнь, он бы не боялся времени, - казалось ему. Но как заставить лед жить? Этого он не знал. Эдвард искал среди вещей и книг, оставшихся от изобретателя, что-нибудь, что могло бы помочь ему; он перерыл огромное количество всяких записей, но ничего подходящего не нашел. Он рассматривал книги по физике, химии и биологии, листал (осторожно, чтобы не порезать) древние пергаментные страницы фолиантов, рассказывающих о сотворении искусственной жизни… Многое ему было непонятно, но он все равно искал. Так, листок за листком, он перебрал все на чердаке, в залах и комнатах; только в подвал не спускался, чувствуя какой-то внутренний запрет. А время шло, и статуи по-прежнему таяли.
И вот настал день, когда он решил открыть дверь в подвал. Он и сам не понимал, почему вдруг решился сделать это; но он спустился по пыльной лестнице, на которой была давно протоптана узкая дорожка, прошел мимо замерших навеки машин и подошел к подвалу.
Дверь оказалась заваленной много лет назад упавшими вещами. Странно… Эдвард не слышал, как и когда они упали. Может, слишком долгое время он не очень-то слушал, что происходило рядом с ним?
Ловко двигая ножницами, как огромным пинцетом, он разобрал сухие, потрескивающие доски шкафа, откинул в сторону какие-то рулоны старинных карт, осторожно отодвинул две тяжелые рамы – в них должны были быть картины, но рамы отчего-то стояли пустыми. Он и сам не понимал, почему действует так упорно. Ведь, в сущности, ничего его не ждало в подвале; что там могло быть, кроме старого хлама, вот таких же пропыленных обломков и давно молчащих механизмов? Но он упрямо орудовал руками до тех пор, пока не освободил дверь.
Скрип и шорох, - единственное, что нарушало плотную, пыльную и застоявшуюся тишину замка, - замолкли, когда Эдвард откинул в сторону последнюю доску и посмотрел на дверь. Сделанная из потемневшего от времени дерева, она была украшена резьбой и металлическими полосами, не то заржавевшими, не то покрытыми странными пятнами рыжей плесени. «Наверное, она закрыта на ключ» - с непонятным трепетом подумал Эдвард и легонько толкнул дверь кончиками ножниц. Металл скрипнул о металл; она не шелохнулась. «Так и есть» - подумал Эдвард и толкнул сильней.
Тяжело скрипнув, дверь открылась во мрак. Эдвард застыл на пороге; из темного проема веяло холодом и одиночеством. Прямо вниз уводили неширокие ступеньки, покрытые ровным слоем светло-серой пыли, таким ровным, что сразу становилось ясно – никто, совсем никто много лет подряд не заходил сюда, ничей голос не тревожил подвального молчания, ничье дыхание не колыхало неживой недвижный воздух, ничьи глаза не обегали эти каменные стены. Ему захотелось уйти, таким жутким чувством заброшенности был пропитан воздух, медленно потекший из подвала. Казалось – ступи в него, как в воду, и тебя забудут все на свете, и ты пропадешь, растворишься в этих молчаливых невидимых водах, утонешь в них, скроешься и забудешь сам себя…
Эдвард сделал шаг вперед.
Он не подумал о том что в подвале темно, и сразу же оступился; со вскриком взмахнув руками, он задел обо что-то ножницами, и тут же в подвале загорелся свет! Это были три синевато-голубых лампы, расположенных на уровне человеческой головы. Они источали неяркое, холодное мерцание, не столько разгоняя темноту, сколько давая возможность не спотыкаться больше. Ясности они не прибавляли, а вот ощущение холода и таинственности от их света только увеличивалось.
Эдвард осмотрелся, и его глаза расширились от изумления. Похоже, подвал служил изобретателю не только кладовкой, но и дополнительной лабораторией, а возможно даже и своеобразным музеем! Здесь находились огромные стеклянные шкафы, в которых лежали вещи – иногда совершенно непонятные, иногда очень знакомые, а иногда… Проходя мимо одной из витрин, Эдвард внезапно вздрогнул: в длинном темном предмете за стеклом он узнал собственное тело. В раскрытой грудной клетке были видны колесики и механизмы, а на месте сердца зияла темная пустота. Эдвард невольно коснулся кончиками ножниц своей груди. Под черной кожей его единственного костюма что-то тихо стучало. Есть ли у него сердце? Изобретатель говорил – да. Ведь с сердца он и начал когда-то…
Эдвард еще раз посмотрел на неподвижный макет своего тела и пошел дальше.
Машины – огромные и маленькие, предназначенные для выполнения обычных домашних дел или же для каких-то совершенно неведомых задач, застыли под холодным светом ламп. Бледные огоньки отсветов изредка поблескивали на металлических плоскостях, словно покрывая их изморозью. В тишине подвала каждый шаг отзывался глухим шорохом. Низкие своды, покрытые белесой плесенью, выросшей без света, гасили любой звук, превращая все в какую-то мешанину из шепота, шелеста и скрипа. Казалось, что каждый угол наполнен привидениями и призраками; стоило Эдварду пошевелиться, нарушая столетнюю неподвижность подвала, как его тень, чернильно-черная в синеватом свете, начинала метаться по каменному полу, словно неведомый зверь.
Эдвард подошел к последней витрине, в которой лежало несколько рисунков, набросанных незнакомой рукой. Рисунки представляли собой необычный рассказ о странном коротконогом мальчике в полосатой футболке, который, злобно ухмыляясь, возился с непонятного вида и назначения аппаратами или шел по туманной темной улице, ведя за собой огромную скрюченную тень ужасного животного. Последний рисунок заинтересовал Эдварда и, действуя ножницами, тот открыл замок витрины и взял листок. Может, это рассказ о детстве изобретателя? – мелькнула мысль. Ведь тот тоже любил работать с механизмами и живыми существами…
От глубокого вздоха, вырвавшегося из груди Эдварда, листок, легко вспорхнув, метнулся под шкаф. В панике Эдвард кинулся за ним, но рисунок занесло слишком далеко, даже кончики ножниц не доставали. Оглянувшись, Эдвард увидел три торчащие из пола палки с круглыми набалдашниками; палки были достаточно длинными. «Может быть, палкой можно достать?» - подумал он и дернул ближайшую к нему.
Раздался ужасный хруст и скрежет. Палка оказалась рычагом и, вместо того, чтобы оказаться в руках, только наклонилась вбок, приводя в действие невидимые пружины. Плиты пола под ногами Эдварда раздвинулись, и он, только и успев ахнуть, полетел вниз.
Порывом ветра листок, прятавшийся под шкафом, смело вслед за ним.

* * *
Эдвард летел не так долго, как Алиса, совершающая первый визит в страну Чудес, но и не так уж мало. За время своего полета он успел испугаться, удивиться, увидеть летящий мимо листок, удивиться снова, потому что листок его опережал, подумать о том, куда ему предстоит приземлиться, снова испугаться, потому что представил себе нечто недружелюбное, вновь удивиться, так как вокруг стало гораздо светлее, подумать, что он падает прямиком к центру земли, и скоро окажется в раскаленной лаве… Появившийся свет позволил рассмотреть, что летит он по вертикальному тоннелю, стенки которого казались то гладкими и блестящими, как стекло, то выложенными чем-то невероятно мягким наподобие бархата, а в общем-то совершенно непонятным, постоянно меняющим свой вид. Снизу подуло свежим воздухом и повеяло зимой, даже закружились снежинки; это удивило Эдварда, потому что на дворе должна была быть поздняя весна. Потом холодный воздух сменился теплым, летним, пахнущим земляникой. Мимо мелькнуло что-то непонятное но очень пестрое, и с резким птичьим криком умчалось вверх. Становилось все светлее…
Эдвард успел еще раз удивиться, что он все еще падает, и в ту же секунду очутился на земле.

* * *
Он находился в весьма странном месте… это Эдвард понял сразу.
Прежде всего, он совсем не ушибся, хотя после такого полета должен был в лучшем случае что-нибудь сломать. Мгновенно вспомнился парень Ким, каким он видел его в последний раз, но Эдвард усилием воли прогнал от себя это старое воспоминание; а потом и вовсе забыл о нем, захваченный необычностью окружающей картины.
Прямо над ним располагалось изумительно голубое небо, в котором плыло несколько легких облаков. Было очень тепло – явно стояло самое настоящее лето. Вокруг не было ничего, что напоминало бы замок изобретателя, городок рядом или же что-то похожее; вокруг возвышались густые высокие деревья, окружавшие небольшую круглую полянку, на которой и сидел Эдвард. Огромные цветы самых необычных, пестрых и красивых расцветок склонялись с разных сторон. Все казалось настолько ярким, словно он очутился на картинке в одном из тех глянцевых нарядных журналов, что лежали в доме Пег…
Впрочем, нет. Различие между журналами и реальностью Эдвард понял, как только встал и прошелся по земле. Картинки, которые он видел много лет назад, были очень яркими, но безжизненными, просто раскрашенным рисунком. А здесь все было удивительно настоящим, живым и каким-то добрым; цветы так и тянулись к Эдварду, словно не боялись его ножниц.