Суини Тодд - история на бумаге., История, которую мы видели... Опции

[Бантик]

lizon,то есть, получается он имя сходу придумал? На корабле его же мистером Тоддом звали... Энтони, по крайней мере

[Тори]

Бантик,имя он на каторге придумал))) но стал внутренне мистером Ти он только когда ПО НАСТОЯЩЕМУ захотел мстить

[NATALIE]

* * *
Их брак был счастливым. Со всех сторон – как ни посмотри. В самом деле, каким ещё может быть брак, соединивший два любящих сердца? Бенджамин Баркер ни разу не усомнился, взяв в жёны Люси Гринвуд. Он слишком сильно любил её и, в силу своей молодости, не позволял себе в чём-либо сомневаться.
Молодой брадобрей, не так давно открывший дело и заимевший собственное заведение на Флит-Стрит, уже вовсю пользовался успехом у господ, коим требовалось не просто бритьё, а работа на самом высоком уровне. От клиентов просто не было отбоя, и мансарда, где он не только работал, но и жил, никогда не пустовала.
Люси Гринвуд была хороша невероятно. В свои двадцать два года она обладала такой живой прелестью, что затмевала всех своих сверстниц. Удивительные карие глаза, смотревшие с неиссякаемым теплом, очаровательная улыбка, золотистые волосы, которые на солнце просто сверкали, выбиваясь отдельными локонами из-под кружевной шляпки. Но мисс Гринвуд была не только красива, но и умна, и добродетельна. Она была той редкой девушкой, которую можно встретить всего лишь один раз в жизни. Девушкой, которая, подобно ангелу, мелькнёт совсем рядом, - и только успей разглядеть этого ангела.
Бенджамину повезло – своё счастье в лице этой девушки он встретил почти сразу, как-то не особо веря в то, что любит и ему отвечают взаимностью. Эта девушка была его мечтой, его жизнью, его существованием. Он уже тогда понял, что не сможет полюбить никого другого, если они не будут вместе. Но они были. Судьбе было угодно соединить двух молодых людей, которые полюбили друг друга.
А вскоре появилась Джоанна. Маленькая копия своей матери… Как радовался её отец, качая кроху на руках! Этой малютке уготовано было вырасти в такую же красавицу, как и её мама. И уже сейчас, глядя на её маленькое личико, он мог представить себе дивные золотистые волосы и нежную бледную кожу… Да, именно такой она и будет…
- Как это у тебя получается, Бен? – никто когда не называл его Беном, кроме неё. - По-моему, она готова спать только в твоих руках, ты не находишь?
- Я нахожу твоё мнение предвзятым, - обычно отшучивался он, - вчера, к примеру, тебе хорошо удалось убаюкать нашу принцессу, разве нет?
Люси Баркер, урождённая Гринвуд, только смеялась этим его словам. Она вообще любила смеяться… Как же ему нравилось видеть её в таком настроении? Её улыбка действительно была ангельской. Хотя он никогда не видел улыбавшихся ангелов, да и не улыбавшихся тоже, но, глядя на неё, отлично мог себе их представить…
Конечно же, он был самым обычным человеком, таким же, как и большинство других. У него было всё, - любимое дело, хороший доход, чудесная жена и славная дочь. Всё, что нужно для счастья.
Пожалуй, фортуна, известная своим вечным непостоянством, на этот раз смилостивилась, одарив его ещё в молодости. Уже тогда Бенджамину завидовали многие. А ведь ему ещё и двадцати шести не было…
Но счастье ослепляет. И эта истина непреложна. Она стара как мир, она не обсуждается и не может опровергаться. Счастье ослепляет своего обладателя, а затем фортуна, насмехаясь, наносит свой смертельный удар, проверяя человека на прочность.
Ему многие завидовали, но никогда, никогда не было такого, чтобы кто-то отважился посягнуть на счастье скромного брадобрея.
Ему многие завидовали. Но дальше этого дело не шло. Да и завидовать ведь тоже можно по-разному. В самом деле, что такого можно у него отнять? Как оказалось, очень даже многое…
Джеймс Тёрпин уже давно был неравнодушен к девице Гринвуд. Являлся, можно сказать, её тайным поклонником, не досаждая и никак себя не обнаруживая. Он просто был в стороне, страстно её желая и тем и удовлетворяясь. Начало весьма скучное, но…
Но однажды она вышла замуж… Кажется, история поклонника именно здесь должна обретать своё логическое завершение. Ведь поклонникам ничего не светит. Они теперь за чертой прошлой жизни. Но в данном случае история лишь начиналась…
Джеймс Тёрпин уже тогда, много лет назад, был судьёй в Олд-Бейли. Притом судьёй суровым и безжалостным. А ещё властным, капризным и упрямым. И ускользнувшую от него Люси он не желал отдавать. Даром, что законному мужу. Даром, что отцу её дочери. Джеймс Тёрпин ведь не даром был наделён властью распоряжаться над теми, кто неугоден закону.
Закон в данном конкретном случае был его собственным. И судья решил не пренебрегать своими возможностями и положением…
… Тот день был не просто важным, но очень важным. Люси с утра была невероятно взволнована, и Бенджамину не нужно было спрашивать, почему. Так получилось, что семье предстояло одно весьмасерьёзное событие. Бенджамин, произнося про себя это слово, уже в который раз ощутил всю его значимость. Семья… Его семья… И его жена, у которой сегодня День Рождения!
Люси всегда относилась к этому празднику довольно снисходительно, не понимая, зачем люди вообще делают столько шумихи. Но с тех пор, как она стала миссис Баркер (а ведь как звучит, подумать только!), Бенджамин убедил её, что День Рождения стоит того, чтобы его отмечать. И лично ему всегда приятен лишний повод сделать ей подарок.
- Не понимаю, почему именно сюда? – удивлённо спросила Люси, входя под крышу большого цветочного магазина. - С чего вдруг?
- Просто это – самый большой магазин, - охотно заметил Бенджамин, катя вперёд коляску, в которой лежала маленькая Джоанна. - Кроме того, здесь – самые красивые цветы. А только таких ты достойна.
Люси, рассмеявшись, легко взяла дочку на руки.
- Что скажешь, милая? Наш мистер Бен решил устроить праздник. А ведь у меня всего-то День Рождения…
Она ещё долго улыбалась, держа Джоанну, пока они вместе шли между цветочных рядов, и Бенджамин присматривался к окружавшим их роскошным букетам, стоявшим в высоких белых вазах. Всего-то… Она каждый раз говорит это так просто и естественно, а между тем, он ведь готов все эти цветы, стоявшие здесь, положить к её хорошеньким ножкам в белых туфельках. Видит Бог, он бы всё сделал ради неё, всё, что угодно…
- Бен, дай-ка мне Мисси, пожалуйста, - попросила Люси, выводя его из задумчивости своим спокойным тихим голосом.
Мисси, любимая кукла Джоанны, всегда лежала рядом с ней в коляске, если они куда-нибудь отправлялись. И даже дома, там, в их маленькой мансарде, где ухитрялись соседствовать жизнь и работа, его дочка никогда не выпускала из рук свою любимицу, засыпая и просыпаясь вместе с ней.
Он вытащил куклу из коляски, подойдя вместе с ней к Люси. Джоанна, сонно завозившись на руках матери, увидела куклу. Недовольно наморщенный носик моментально разгладился. Захватив игрушку крохотными ручонками, малышка пришла в восторг. Бенджамин погладил дочку, чувствуя, как её радость передаётся и ему тоже.
- Что? – спросил он удивлённо, заметив, что Люси не сводит с него глаз.
- Знаешь…, ты прекрасен сейчас, Бен, - проговорила она, взирая на него, - я так тебя люблю.
Он тоже любил её. Любил, ведь иначе быть просто не могло. Он был счастлив в этот самый момент, как никогда. Он даже не подозревал, что через мгновение его счастье оборвётся…
Джеймс Тёрпин тоже находился здесь, поблизости, вместе со своим помощником Бэмфордом, уже успевшим всё подготовить. Джеймс Тёрпин наблюдал за ними и хорошо видел обоих – эту восхитительную фею и её глупого молодого муженька, портившего всю картину. Но ждать оставалось совсем чуть-чуть, и он, Джеймса Тёрпин, должен был победить…
Никто не мог бы точно сказать, когда в магазине появились двое полицейских. Они вошли туда быстро и уверенно, поскольку им не нужно было медлить или сомневаться. Всё было готово…
Бенджамин тоже не видел их. Он не мог бы с уверенностью описать этих двоих позднее, поскольку далее проблемы шли по нарастающей. Но вот удары, нанесённые полицейской дубинкой, он запомнил хорошо. Он не успел понять, что происходит, и кто нанёс те самые удары, а две пары рук уже схватили его, попутно таща вон из магазина.
- Бен! Бен!!! Что происходит?! – Люси, крикнувшая довольно громко, услышала плач дочери, едва успевшей вновь заснуть у неё на руках. - О Боже, Бен!
Он что-то крикнул в ответ, но страж порядка лишь ещё раз приложился к дубинке… А потом она исчезла… Но прежде, чем его успели вытащить из магазина, он увидел.
Увидел человека, внезапно и сразу очутившегося возле неё. Возле его Люси.
- Не волнуйтесь так, мэм, - произнёс он мягко, кладя ей руку на плечо, - я уверен, здесь какая-то ошибка. За что его забрали?
- О, сэр! – взмолилась она, прижимая к себе ребёнка и испуганно глядя на него. - Я ничего не понимаю! Его просто утащили отсюда, вы, наверное, сами видели.
- Видел, - добавил он и поспешил поклониться, - позвольте представиться, Джеймс Тёрпин.
… Конец дня смазался в один сплошной чёрный кошмар. Он успел несколько раз поинтересоваться о том, что же всё-таки происходит. Но ответа не получил. Точнее, ответили ему не на словах. Именно те ответы, впервые познакомили его с болью…
Он сидел в сырой грязной камере, облокотившись о стену, и не веря до конца в то, что всё, происходящее с ним, происходит на самом деле. Это было похоже на бред сумасшедшего. На ужасную и нелепую превратность, которой никак нельзя было ожидать. Да на что угодно! Только не на очередной день из жизни Бена Баркера.
Он требовал сказать, в чём его преступление. Он хотел узнать, понять, в чём его вина. Что он сделал не так? Какую истину нарушил? Чем заслужил немилость?!
Он хотел увидеть жену. При всей абсурдности ситуации, именно Люси могла примирить его с этой абсурдностью. Но он её так и не увидел. Всё то время, что ожидал суда, он так и просидел в этой камере, мимо которой, словно серые тени, сновали люди. А может, никого и не было. Люди просто исчезли, отдав его на растерзанье несправедливости.
И несправедливость его уничтожила. Поглотила, целиком и без остатка. Слушанье было закрытым, на которое не пустили любопытных зевак и заинтересованных граждан. Впрочем, и интересоваться-то, кроме жены, было некому, родители к тому времени уже давно были мертвы. Следовательно, и пускать было некого.
А потом был корабль, ржавые кандалы, которые стали ещё одной точкой в последнем предложении его жизни. Это был конец. Это была неизбежность. Расплата за преступление. Кто сказал, что не придётся платить по счетам? Все платят, рано или поздно. Ему вот пришлось платить за собственное счастье…
Бенджамин, всё ещё пребывавший там, по ту сторону воспоминаний, помотал головой, отгоняя слишком зарвавшееся прошлое. Всё кончилось. Но всё и осталось. Он успел пройти уже достаточно, погрузившись в вязкую мрачную бездну собственных прожитых лет. Этих лет как раз хватило, чтобы дойти до начала Флит-Стрит, не слишком размениваясь на окружавшие его прелести Лондона…

[Тори]

NATALIE,здорово...у тебя с каждым разом получаеться все луше и лутше!молодец!

[NATALIE]

* * *
Её звали Эвелина Ловетт, и было ей всего-то… тридцать семь. Нельзя сказать, чтоб очень мало, в сравнении со всем остальным, с прочими трудностями жизни, это казалось сущей ерундой. А бороться с прочими трудностями приходилось буквально с рождения, то есть, всю свою сознательную жизнь.
Помешивая ложкой густую подливу в мисочке, издававшую, к сожалению, далеко не самый соблазнительный запах, Эвелина думала о том, почему всё выходит так странно. Нет, она не роптала на жизнь и никогда никому не жаловалась, считая, что судьба отсыпает каждому испытания по возможностям человека. Но иногда, наедине с самой собой, когда посетителей ещё не было, вот как сегодня, и она заранее знала, что их и не будет, она могла бы признаться себе, что всё не просто странно, но и не правильно.
С тех пор, как Альберт Ловетт отправился в лучший мир, дела её шли не по лучшей дорожке. Но Эвелина не отчаивалась, справедливо полагая, что слезами у судьбы подарок не выпросишь. Она предпочитала зарабатывать на подарок своим собственным трудом.
Конечно, матушка не одобряла этот брак. Но Эвелина и не думала, что матушка будет согласна. Уж больно кандидат выглядел непривлекательно, весь какой-то непонятный, состоящий из сплошных «не»: круг знакомств неясен, первый брак был неудачным, положение в обществе неизвестно, доход нестабилен, внешне… Хм, ну, это уж слишком большое «Не», даже для неё. Конечно, мистер Ловетт был не красавец, притом абсолютно. Но разве это главное? Зато он обладал многими другими качествами, весьма житейскими и уютными качествами, которые позволяли Эвелине видеть в супруге ещё и хорошего друга. Он был очень добрым и общительным, никогда не сердился, если она не успевала наводить порядок до конца, занятая ещё какими-нибудь рутинными делами. Пару раз он делал ей подарки, не самые дешёвые, кстати. А потом они неожиданно поняли, что прекрасно дополняют друг друга, и… открыли магазин.
…Услышав подозрительное шуршание возле локтя, Эвелина наугад шлёпнула скалкой по столу. Так, одним тараканом стало меньше в этом лучшем из миров. Надо сказать, она наловчилась их бить и могла это делать не глядя, вот как сейчас. Первое время такие незваные гости её шокировали, вызывая одно лишь чувство брезгливости, но ведь приходилось что-то делать! Не сидеть же, сложа ручки, и не ждать же, пока один такой настырный рыжий сосед грохнется в начинку!
Шлёпнув скалкой ещё пару раз, она занялась тестом…
…Магазин радовал глаз своих владельцев свеженькими хрустящими в руках занавесками, а посетителей – вкусными пирогами. Собственно, это и была больше пирожковая, чем магазин. Эвелина гордилась таким своим успехом и тем фактом, что может в этом мире и самостоятельно что-то делать. Что же до матушки, не давшей на её свадьбу ни пенни… То эту тему она всякий раз пинками выгоняла из своих размышлений, ссылаясь на вечную занятость и нежелание ковырять «старые мозоли».
А потом Альберт внезапно умер. Вот так, в один прекрасный вечер, когда сел у камина, погреться после прогулки, да так больше и не поднялся. То ли переедание стало роковым, то ли что ещё… Но сердце не выдержало. А спросить у мистера Ловетта, какой недуг он столь тщательно скрывал от жены, уже, к сожалению, было нельзя.
Само собой, она горевала. Нельзя сказать, что они любили друг друга до потери сознания, нет. Но вот сдружиться и фактически «прирасти» друг к другу успели. У них были схожие привычки, схожие взгляды на жизнь и на решение проблем… А теперь Эвелина осталась один на один не только со своими, но и с его проблемами тоже.
Денег стало не хватать, причём как-то сразу. Так же сразу, как она поняла, что помощи ждать неоткуда, и придётся самой изворачиваться любыми способами. Брать в долг? Некоторое время она ещё пыталась практиковать этот способ, но денег больше не стало, а вот друзей резко поубавилось, когда немногие из них поняли, что вряд ли увидят отданные ей фунты вновь. Она перестала зваться по-дружески Эвелиной, оставшись миссис Ловетт. Некому было по-дружески к ней обращаться. А тут ещё, как назло, цены на мясо начали стремительно расти…
Некоторое время поклонники делали ей недвусмысленные предложения, обещая помочь в поднятии бизнеса. Но она лишь презрительно фыркала, зная, что, как только выполнит свою часть этого договора, они о своей сразу же позабудут. И дело вовсе не в том, что она была безнадёжной. Вытащив с полки маленькое зеркальце, миссис Ловетт придирчиво взглянула на своё отражение. Ну да, всё верно, в последнее время ей совершенно не хватает свободной минуты заняться собой. Густые каштановые волосы не мешало бы слегка расчесать, - она никогда не любила возиться со своими длинными кудрями, просто собирая их в высокую причёску. Удобно – ну и ладно. Глаза выглядят слегка уставшими. Слегка? Она нервно усмехнулась, пряча зеркальце обратно. Ещё на пару-тройку лет её, разумеется, хватит, если не обанкротится окончательно. Но ведь не мешало бы слегка отдохнуть, выспаться, обновить рюши на поизносившемся платье, а то вон, корсаж уже ни к чёрту! А щёки какие бледные…
- Тьфу, опять я замечталась! Миссис Ловетт, вам пора работать! – уверенно-спокойным тоном произнесла она, возвращаясь к начинке для пирогов. Боже, не дай ей вдохнуть этот запах!
Ну да, пахло, как уже и говорилось, не очень. Но, можно подумать, у этой Алисы Муни в пирогах… Эвелина передёрнулась от собственных мыслей. Ох уж эта Муни! Клуша какая, просто сама наивность! С тех пор, как у соседей кошки попропадали, она – нет, вы только представьте! – наивно хлопает ресницами, мастерски изображая на лице полное недоумение! Какие кошки? О чём вы, господа?
Эвелина-то отлично знала, что сама Алиса Муни приложила руку к пропажам животных. Гадость какая! Класть кошек в фарш! И ведь продаёт! Продаёт эту свою дрянь с останками несчастных животных, даже не думая, что они, может быть, не только были больны, но совсем не заслужили такой участи. Ведь в чём вина кисок? В один далеко не самый удачный день и час они попались Алисе на пути! А она и рада стараться, что-то мелет про специфический вкус и дорогие приправы.
Смахнув волосы со лба, Эвелина насыпала на стол ещё муки, ровным слоем распределив её по всей поверхности. Почему она такая нежная? Почему у неё не получается идти на отчаянные меры и совать кисок в мясорубку?
- У тебя слишком любящее сердце, Эви, - говаривал ей муж когда-то. А она только посмеивалась этим его словам. Подумаешь, сердце любящее! Разве это важно для бизнеса?
- Подумаешь! – вслух произнесла она, точно отвечая своему супругу. - В такие времена, дорогой муженёк, хоть кто-то же должен любить!
Она бы долго ещё так стояла над засыпанным мукой столом, если б в эту минуту не подняла глаза и не поняла, что в магазин вошёл человек. И неуверенно смотрит на неё…

* * *
- Ох, посетитель! – женщина кинулась к нему со всех ног. Ещё прежде, чем он успел её рассмотреть, она захлопотала рядом. - Незачем спешить! Вы ведь не торопитесь?
И, не став дожидаться ответа, она подтолкнула его на один из свободных стульев, стоявших у окна.
- Садитесь. Да сядьте же, сэр! Вы, признаться, меня напугали… Я уж решила, что привидения и по утрам бродят.
Бенджамин, не сопротивляясь, сел на стул, внимательно глядя на неё. Собственно, он пришёл сюда не за тёплой компанией, у него дела поважнее. Но раз уж она упомянула пирог… Он почувствовал, что голод даёт о себе знать. Он ужинал на корабле, ужин сопровождал Энтони, а отделить одного от другого не представлялось возможным. А потом полночи стоял на палубе… Сейчас уже утро, и Бенджамин понял, что нужно срочно что-нибудь съесть. Срочно. Не потому, что очень хотелось, а потому, что необходимые физиологические процессы притупляли все остальные мысли, так важные для него.
Он плохо помнил её. Конечно, узнал, увидев, но вот помнил плохо. Наверное, оттого, что воспоминание о миссис Ловетт не представлялось для него наиболее значимым. Значимыми были другие воспоминания, его личные…
А вот Люси была с ней хорошо знакома. Она частенько забегала в магазин, где иногда они втроём обедали, если клиентов было немного. Что-то такое Люси про неё ему рассказывала. Если б он ещё мог вспомнить…
Её зовут Эвелина. Так, это он вспомнил. Сейчас она распространялась о каких-то своих проблемах, но он слушал не слишком внимательно, по-прежнему глядя на неё. Она мало изменилась, почти такая же, как тогда. Значит, он ещё помнит, как выглядела эта женщина…
…Продолжая рассуждать о неожиданной, но вполне логично возникшей эпидемии чумы в городе, вследствие чего люди стали сторониться общественных мест, миссис Ловетт смахнула со стола ещё парочку раздобревших наглых тараканов, отправив их под подошву собственных туфель.
- Худшие пироги в Лондоне! А знаете, это даже мило! – вынув пирожок из маленькой печи, она положила его на тарелку, слегка подув. - Если не верите, - вот шанс попробовать самому. Не волнуйтесь, меня этим вряд ли обидишь… Но вкус у этого такой же, наверняка. Гадость, верно?
Она продолжала поносить свои кулинарные изыски, замешивая очередную порцию теста. Бенджамин осторожно откусил, опасливо косясь на высокую кружку, наполненную Элем. Во имя всех демонов, что за дрянь она туда положила?! Ну и вкус!
Почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота, он покатал во рту скользкий кусочек непонятного происхождения и быстро выплюнул, едва хозяйка успела отвернуться. Нет, голод голодом, но если у неё всегда так… Лучше уж просто напиться.
Миссис Ловетт, очевидно, в самом деле давно не видела у себя посетителей, поскольку теперь, заполняя начинкой готовые формы из теста, она спешила вывалить на неожиданного гостя весь тот ворох информации, который успел у неё собраться. И дела у неё идут не лучшим образом, и соседка-конкурентка тут как тут… А знаете, что она в начинку кладёт? Ох, вам повезло, что вы не к ней пришли! Это же что за дело, - совать кошек в пирожки?! Правда, соседи до сих пор недоумевают, куда животные подевались. Но ей-то сразу стало понятно, что эта миссис Муни ведёт нечестную игру! А самой ей претит гоняться за бедными животными, да и расторопны они слишком…
Бенджамин не разделял такого энтузиазма на словах. Набрав в рот побольше Эля, он старался смыть тот мерзкий вкус, что прочно осел на языке. Бррр! Хорошо ещё, хозяйка не стала на него обижаться. Привыкла, видать.

[NATALIE]

…Она действительно привыкла. Ведь человек может привыкнуть ко всему, не так ли? Что же до конкурентки… Эвелина никогда не думала, что доживёт до того дня, когда Алиса начнёт творить такое. А ведь у неё ещё и муж есть, мистер Муни. Только вот пользы от него никакой. Может, оно и к лучшему, что дорогой супруг не спрашивает, с чем сегодня пирожки…
…Вздохнув, глубоко и безнадёжно, миссис Ловетт оперлась локтями о стол.
- Трудновато женщине пробиваться в одиночку. О, сэр! Времена трудны, что ещё скажешь?
Бенджамин заметил возле её руки прыткого и довольно крупного таракана. Но ещё прежде, чем таракан успел хоть что-то предпринять, миссис Ловетт ловко припечатала его скалкой. Времена рудные, но меткость просто отличная.
Он проглотил, наконец, Эль, успевший порядком осточертеть. Наверное, он зря пришёл сюда. Он её узнал, но что с того? Она, разумеется, его не помнит. Да и с чего бы? У женщин полно других забот, кроме как вздыхать о безнадёжных соседях и строить планы относительно их возвращения.
- Уж поверьте, дорогуша, - ласково сказала Эвелина, не сводя с него глаз, - мало одного Эля, чтоб смыть этот вкус. Пойдёмте-ка со мной, я вас угощу отличным джином.
Она жестом пригласила его в заднее помещение магазина, служившее владелице спальней и гостиной и не предназначавшейся для простых посетителей.
Сейчас всё это выглядело не лучшим образом, софа перед камином была протёртой и вообще, едва уловимый налёт одиночества витал в комнате. Но Бенджамин понял, что так, очевидно, было далеко не всегда. На полках, везде, куда хватало взгляда, стояли маленькие дамские безделушки. На стенах висело несколько дешёвых открыток с измятыми краями. Каждая изображала одну и ту же тему – морское побережье. Виды были разные, какие-то выполнены лучше, какие-то хуже. Судя по всему, хозяйка была неравнодушна к морю как к таковому.
Заметив его интерес к интерьеру дома, миссис Ловетт взяла с полки маленький пузатый тумблер и, наполняя его джином, продолжала:
- Занятные обои, верно? – она оглядела стены, украшенные цветочками, и протянула ему стакан. - Главное, достались мне почти даром. Они, правда, были слегка опалены, когда часовня сгорела…
Сев возле камина на предложенное хозяйкой место, он глотнул джина. Хм, а джин оказался вполне ничего… Явно лучше, чем всё предыдущее.
- У вас ведь есть комната сверху, не так ли? – спросил он, не мигая уставившись на всполохи пламени. - Если времена так уж трудны, почему бы не начать сдавать её?
…Она, мельком взглянув на него, подняла глаза к потолку. Комната сверху… Странно, что он о не й заговорил… Как правило, люди чураются этой мансарды, стараясь даже не поднимать глаза выше окон пирожковой. А ведь много лет назад там кипела весёлая и беззаботная жизнь…

* * *
Когда-то там жили её соседи. У неё ведь действительно были соседи, и кажется, буквально вчера. Молодое семейство Баркер. Брадобрей, успешный и популярный, его жена, настоящая леди, и их малышка-дочка.
Эвелина почувствовала что-то странное. Будто воспоминание, неожиданно пробудившееся, вдруг завозилось в душе, переворачиваясь и мешая тем самым всем прочим мыслям и воспоминаниям. Не так, чтобы очень, она любила своего муженька, а брадобрей… Он ей тогда нравился. Именно таким представлялся ей её собственный супруг. И матушка бы наверняка одобрила такого…
Как и мысли о собственной матери, так и мысли о соседе-брадобрее Эвелина всегда выгоняла из своей головы, понимая, что глазеть на чужого мужа и вздыхать о нём не просто неприлично, но и вообще неправильно. Ну нельзя, нельзя так делать! Чего ей в жизни не хватает? Муж есть, дело есть, доход есть, детей, правда, нет, ну, да это ерунда!
Иногда, забегая вечером в гости к ним, когда посетителей в пирожковой не было, а он добривал последнего сегодня господина, Эвелина с Люси тихонько переговаривались о чём-нибудь, пока последняя укачивала в колыбели дочку.
Иногда она просто кивала в ответ, пока Люси что-нибудь рассказывала, а сама нет-нет, да и косилась мельком на Бенджамина. Как же ей нравилось наблюдать за его работой! Бритва просто жила в его руке, она сама была продолжением его руки и мысли. Один взмах сверкающего лезвия, второй… И щетина очередного клиента уступала место гладко выбритому подбородку, на котором не оставалось ни единого пореза!
Вот он брался за один конец широкого кожаного ремня, висевшего на поясе, и начинал направлять бритвы. Вперёд… Назад… Снова вперёд… Он делал это медленно и уверенно, всегда повторяя, что «Лезвие – мой друг, оно не любит суеты и шума». Он направлял их по несколько минут, затем ещё долго приглядывался к лезвию, точно проверяя одному ему видимые линии металла. Они были безупречны, эти линии.
Никто больше не умел работать так! В глазах миссис Ловетт одно это слово выражало уже очень многое. Работать так, что каждый взмах остро заточенного инструмента творил чудо. Ведь именно этим, можно сказать, брадобреи и занимаются. Да только куда да него было остальным!

* * *
- Наверху? О, туда вряд ли кто-то сунется…
Присев на софу возле него, она снова посмотрела на своего гостя. Запретная тема… Она не любила подолгу размышлять о семействе Баркер и том, что с ним стало. Ничего хорошего. У истории не было счастливого конца.
- Люди думают, что там живут призраки…
- Призраки?
Он на секунду оторвался от остатков джина, повернувшись к хозяйке. Она, мгновение назад смотревшая на огонь в камине, смотрела теперь на него. Внимательно, будто силясь прочесть что-то на этом лице, где отсутствовали эмоции. Но он явно слушал…
- И нельзя сказать, сэр, что люди неправы… Видите ли, много лет назад кое-что произошло там, - кивком головы она снова указала на потолок, - кое-что, не очень хорошее…
Пламя освещало её лицо подрагивавшим тёплым светом, отражаясь в глазах. Он по-прежнему смотрел в огонь, она – на него. Ничто не нарушало тишины, пока она вновь не заговорила.
- Здесь жил когда-то брадобрей… Красивый был парень. И явно одарённый. Если б вам видеть это! Он был настоящим художником с лезвием в руке, но… Всё вышло очень плохо. Его сослали на пожизненную каторгу. А ведь он был красив…
Красив… Она произнесла это слово задумчиво, словно вспоминала его прежнее лицо. Красив… Давно ли это было? Давно ли он был таким, каким она помнила своего соседа? Когда-то, ещё до брака, он частенько ходил по улицам, а юные леди, потихоньку оглядывались на красивого молодого человека, наивно пряча розовеющие стыдливые щёки в тени кружевных зонтиков. Пятнадцать лет…
- Его звали Баркер, - продолжала хозяйка тихо, понизив голос почти до шёпота, - Бенджамин Баркер…
Он, слушая свою собственную историю, стойко выдержал на себе её взгляд, спросив как можно спокойнее:
- Сослали? В чём же было его преступление?
- В глупости, - быстро ответила Эвелина, наконец, переведя взгляд на камин, чем существенно снизила растущее в госте напряжение…

[Dark Angell]

NATALIE, классно. жду продолжения)))

[Тори]

NATALIE,кстать по идее миссис лаветт звали Нэнси...я где то читала..

[Dark Angell]

lizon, не совсем... Везде по разному пишут. Нэнси, Нелли, Мэгги, Сара...

[Тори]

Dark Angell,ну...может быть)

[NATALIE]

В общем, ясно... Как там в уголовном деле бы написали? Миссис Ловетт, она же Нелли, она же Ненси, она же Мэгги, она же Сара, она же Эвелина. Длинновато, но зато всё верно...

[NATALIE]

Привет всем! Надеюсь, никто не решил, что я пренебрегая своими читателями? Просто сессия замучила, поэтому проды пока мало. Но скоро будет ещё.

- Сослали? В чём же было его преступление?
- В глупости, - быстро ответила Эвелина, наконец, переведя взгляд на камин, чем существенно снизила растущее в госте напряжение… - У него, знаете ли, была жена, очаровательная и милая. Да.. милая… Бедняжка! Она была не одна, нет. Существовал ещё и судья, возжелавший её до умопомрачения. Ох, каждый день он приходил и стоял под окнами мансарды. Каждый день. Со своим помощником и с очередным букетом цветов. Она никогда не спускалась к нему. Но порой этот судья оставлял возле её двери цветы. И так было постоянно, день за днём. Я видела всё это, видела и засохшие цветы, лежавшие в комнате. Бедняжка! Её положение было не из приятных. Но самое ужасное, как оказалось, было только впереди.
Судья не собирался отступать. И он придумал отличный план, как с ней увидеться. Его помощник, натянув на лицо маску почтения и печали, пригласил её на бал-маскарад в дом господина. Бедняжка! И можно подумать, судья действительно так сожалел об её положении! Но все были вежливы и безукоризненно осторожны. О, бедняжка! Могла ли она знать, что случится?
Конечно, она ничего не знала. И никого. Все вокруг были в масках. И помощник судьи куда-то пропал. Она там никого не знала. Она лишь ходила среди гостей, держа в руках бокал шампанского и вопрошая: «Где же судья Тёрпин?» Она его не видела. Да уж, она была так уверена, что он раскаивается, бедняжка! Да куда ему!
Он, само собой, там был. Далёкий от угрызений совести. Он её видел, видел смущение, усталый взгляд, пытавшийся выискать его среди масок. Её силы были на исходе…
Миссис Ловетт продолжала рассказ, и перед Бенджамином, одна за другой, проносились картины событий, давно похороненных в прошлом: Люси, его милая дорогая Люси, находившаяся в окружении гостей, так близко от этого развращённого подлеца, который никогда не умел сдерживать своей похоти, живя одними желаниями. Вот он снимает маску, глядя на неё, выпуская своих демонов наружу… А танцоры, стоявшие вокруг, подбираются всё ближе, глумясь и буквально умирая со смеху… Они просто в восторге от спектакля!... Они смотрят и смеются, развлекаясь, заглушая своими шутками и хохотом крики несчастной жертвы, умоляющей о помощи…
- Не-е-е-е-ет!!!
Бенджамин вскочил с места, только сейчас поняв, что это кричит он сам. Кошмар, увиденный как наяву, всё ещё стоял перед глазами, а сердце стучало так, что удары отзывались в ушах. Горло словно сдавило толстым ледяным обручем.
- Нет… неужели… никто над ней не сжалился? – прошептал он, не узнавая свой собственный голос.
Эвелина смотрела на него во все глаза. Ещё не веря до конца той догадке, что закралась в мысли и теперь переросла в уверенность, она смотрела на него, с трудом пытаясь узнать человека, стоявшего перед ней, и… узнавая…
- Так это вы, Бенджамин Баркер…
Стоя всего в паре шагов от неё, он по-прежнему, не мигая, смотрел на огонь, не обратив никакого внимания на то, что его назвали по имени.
- Где Люси? Где моя жена?

[Dark Angell]

NATALIE, а я уже испугалась, что продолжения не будет)) Мне нравится, пиши дальше)

[NATALIE]

Интуиция, превратившаяся у него за годы заточения в почти звериное чутьё, вселяла в сердце тихую, но отчётливую тревогу. Где Люси? Проходя по Флит-стрит, он поднял глаза на большое окно-делюкс, находившееся как раз над дверью магазина. И сильное чувство, что за ним нет никаких признаков жизни, вдруг буквально обожгло Бенджамина. Хотя… Она ведь могла и съехать, его Люси… Всё могло измениться, теперь он это понимает.
Однако, сейчас, выслушав рассказ миссис Ловетт, он понял, что произошло куда больше, чем он представлял себе даже в самых жутких кошмарах. Где Люси? Где она? Почему тревога в его сердце крепнет с каждой секундой?
- Она отравилась… мышьяком, купленным в аптеке на углу. Ужасно… Я пыталась отговорить, но ваша жена не стала меня слушать…
Ему показалось, что в этот момент внутри оборвалась какая-то струна, натянувшаяся до предела. Нет! Вся его жизнь, всё, ради чего он существовал… чем дышал и во что верил… Он опоздал. Опоздал! Люси не дождалась его. Она не вынесла позора, некому было защитить её честь и доброе имя.
На лице Эвелины мелькнуло странное выражение, как будто смесь сожаления со скорбью и чем-то ещё, не поддающемся описанию. Вздохнув, женщина добавила:
- А у него ваша дочь.
- У него? – переспросил Бенджамин, понимая, что дурные вести не окончились. - У судьи Тёрпина?
- Именно. Он удочерил её и растит как собственную.
Невозможно… Только не это! Грязный мерзавец! Джеймс Тёрпин, подонок, каких ещё не знал свет!!! Мало ему того, что он уже совершил? Зачем? Для чего? Это что, попытка искупить вину? Или… или дочке уготована судьба матери, и всё уже решено?
Думал, что получить можно всё и всех? Но Люси не такая, она не уличная девка, которой можно овладеть по первому желанию и забыть об этом!!! Нет…! Пусть она умерла, но справедливость должна восторжествовать! Иначе быть не может! Не Бенджамин перешёл судье дорогу, но наоборот. Прошло пятнадцать лет, но теперь Тёрпин проклянёт тот день, когда впервые увидел миссис Баркер.
- Пятнадцать лет кромешного ада, которые я получил по ложному обвинению…, - Бенджамин, сняв тяжёлое пальто, бросил его на спинку стула, - пятнадцать лет мечтать о том, что я вернусь к моей жене и дочке…
Боль, ненависть, жажда мести, - всё смешалось в нечто единое, чёрное и обжигающее. Почему так? Неужели мало того, что судьба уничтожила его? Неужели этого недостаточно? Зачем Люси? Зачем Джоанна? Что за жертвоприношение? У него отняли всё, что было.
- Да, мистер Баркер, не могу сказать, что годы вас пощадили, но всё же…
- Нет! – в ярости воскликнул он. Всё человеческое, что в нём было, давно уже истлело, став просто воспоминанием. Воспоминанием, которое поглотили демоны его души. - Больше никакого Баркера, этот человек мёртв. Его место отныне займёт Тодд. Суини Тодд. И он будет мстить.
Сказав это, он сам удивился той лёгкости, которой отозвалось в нём произнесённое имя. Баркера больше нет. Глупого простофилю отправили на каторгу, где и будут гнить его кости, никто не узнает правду. И да здравствует Суини, пока никому неизвестный, но это не надолго. Очень скоро о нём пойдут слухи. Он станет известен во всём Лондоне. Он будет карающей рукой правосудия. Правосудия, каким оно должно быть во всей своей красе. И он восторжествует над своими палачами!
Что ж, да будет так……..

[Бантик]

NATALIE,извени конечно дорогая, я не хочу быть жёстким критиком... Но мне твой Суини (которого ты всё-таки Бенджамином называешь) уж слишком какого-то романтика с израненной душой напоминает... не порядок

[NATALIE]

NATALIE,извени конечно дорогая, я не хочу быть жёстким критиком... Но мне твой Суини (которого ты всё-таки Бенджамином называешь) уж слишком какого-то романтика с израненной душой напоминает... не порядок

Не могу не согласиться про израненную душу. Но про романтика... Хм, не уверена, что это именно так называется. Скорее это зачатки того, что позднее стало у него какой-то слепой страстью к им же самим созданному образу, манией и наваждением. Возможно, какая-то унция романтики и проглядывает, но не могу сказать, что Тодд романтик.

[Бантик]

Я имела в виду, что читая, представляю себе именно этот образ. Образ именно Бенджамина, а не холодного Суини. Надеюсь ты поняла меня и не обиделась