Джонни Депп. Интервью с Патти Смит (Vanity Fair, январь 2011)

Джонни Депп - на съемочной площадке студии Пайнвуд, в пригороде Лондона. Идут последние дни съемок следующих "Пиратов Карибского моря" - "На странных берегах". Мы сидим на полу его трейлера - парчовой берлоги, вполне достойной капитана Джека Воробья, где повсюду разбросаны талисманы Джонни в его реальной жизни: солнечные очки с синими стеклами, изношенные банданы, растрепанные ботинки, шапка с эмблемой "Гадюшника", серебряный череп, позвякивающий в вазе, экземпляр биографии "Жизнь Кейта Ричардса" поверх сценария к фильму "Черные тени", и записки от его детей - 8-летнего сына Джека и 11-летней дочери Лили-Роуз. Рядом лежит старая акустическая гитара, "Стелла", и он не может устоять перед желанием взять ее в руки и что-то тихо наигрывать. Джонни работает по 12 часов в сутки. День начинается в трейлере гримеров, намного раньше старта утреннего часа пик. Свободное от съемок время разделено между общением с прессой, проставлением автографов на стопках фотографий, чтением сценариев и общением с семьей - всегда радостным и всегда удивительно теплым. Иногда ему удается урвать небольшой кусочек сна - часто в обнимку с гитарой, дремлющей у него на груди.

Впервые мы встретились с Джонни несколько лет назад, за кулисами лос-анджелесского театра "Orpheum", где я играла со своей группой. Когда он смеялся, я обратила внимание на симпатичную щелку между его передними зубами - эту деталь он тогда позаимствовал у своего партнера, Ванессы Паради, для подготовки к роли полностью безумного Шляпника в "Алисе в Стране чудес" Тима Бертона. Я тогда только что пересмотрела "Распутника" в третий раз, где Джонни воплотил дух Джона Уилмота, второго графа Рочестера, который в 1675 году написал известную поэму "Сатир против человечества". В начале этого фильма Уилмот говорит зрителю: "Я вам не понравлюсь". Но сам Джонни в реальной жизни не может не понравиться, в нем магнетическая энергия удивительным образом сочетается с неподдельной застенчивостью. Во время нашего первого разговора Джонни и я, два книжных червя, легко перескакивали от Уилмота к Бодлеру, от Бодлера к Хантеру Томпсону. Мы даже одеты были похоже - дырявые джинсы, потертые куртки, истрепанные фланелевые рубахи. Мой сын, Джексон, гитарист, который был тогда со мной, отметил позже, что Джонни показался ему скорее музыкантом, чем актером.

Позже, будучи в гостях у Джонни в его доме в Лос-Анджелесе, я познакомилась с его коллекцией уникальных книг и других раритетов. Он никогда не говорит, что он владелец какой-то вещи, предпочитая называть себя ее хранителем. Он - хранитель короткоствольного пистолета, принадлежавшего Джону Диллинджеру, подлинных рукописей Артура Рембо, последних черновиков Керуака. Джонни очень скромный человек, но при этом вас не оставляет ощущение, что он живет в каком-то другом мире. Время он рассматривает как драгоценность - и в то же время как что-то, не заслуживающее большого внимания. Он иногда напоминает крестного отца большого семейства - и в то же время главного семейного оболтуса. Он такой же мятежный, как Рочестер, такой же любящий, как Шляпник, и такой же озорной, как Джек Воробей.

И еще он очень преданный человек. В Пуэрто-Рико, во время работы над экранизацией последнего романа Хантера С.Томпсона "Ромовый дневник", дух Хантера, которого Джонни очень любил, буквально пронизывал всю атмосферу съемок. На съемочной площадке всегда непременно присутствовало режиссерское кресло с надписью "Хантер", и маленькие ритуалы совершались в его честь. Время шло медленно, джунгли были напоены лунным светом и москитами, и Джонни в темных очках, с зачесанными назад темными волосами был Полом Кемпом, журналистом, насквозь пропитавшимся ромом.

Во время Лондонской премьеры "Алисы в Стране чудес" я имела шанс увидеть первый проблеск нового персонажа, который должен был прийти на смену Полу Кемпу - Фрэнка Тупело, замороченного преподавателя алгебры в новом фильме "Турист". Джонни не смотрит свои фильмы, поэтому в тот вечер он вышел на улицу, чтобы пообщаться со своими поклонниками, мерзнущими на холодном дожде перед кинотеатром. Потом он присоединился к общему застолью, на котором присутствовал наш причудливый гений Тим Бертон. Через некоторое время я нашла Джонни, одиноко и тихо сидящего в маленькой оконной нише с бокалом вина перед ним. Он был в смокинге, на лице начала отрастать небольшая бородка, и его темные волосы были длиннее, чем обычно. На его бледное лицо падал свет уличного фонаря, голова была откинута назад, глаза закрыты. Он уже оставил Шляпника и Кемпа позади и погружался во внутренний мир Фрэнка Тупело. В тот момент я впервые заметила, как он красив.

Считанные дни спустя он уже обустраивался в Венеции, в приватном крыле гостиницы, укрытой в самом конце Гранд-канала, в двух шагах от Палаццо Фортуна. Волшебная аура Венеции и приключения героя Джонни и его парнерши - Анжелины Джоли - готовились к переносу на экран. Кинофильм получился очень стильным и притягательным в странном, волнующем духе хичкоковского "На север через северо-запад".
График съемок был чистым наказанием, а погода - испытанием: жара днем и мороз ночью, как раз когда в основном и проходили съемки. Я помню, как однажды, около полуночи, во время съемочного перерыва мы ели пиццу, кутаясь в наши пальто, и затем Джонни в одной рубахе вытащили на холод и приковали наручниками к водному такси для долгих дублей на канале, подернутым морозной дымкой. Рядом Анжелина ждала своей очереди в меховой парке, скрывающей гламурный шик, который скоро должен был воссиять. С детьми оставался Брэд Питт, но ее материнский радар всегда был в действии. Папарацци были отогнаны за стойки, но продолжали упрямо толпиться возле площадки.

Сейчас, в Лондоне, зимние съемки снова в разгаре, и на этот раз их жертва - Капитан Джек. На сей раз он встретит свою Немезиду в лице еще одной красавицы-брюнетки - Пенелопы Круз, которая больше чем желает проткнуть шпагой Джека Воробья. На студии Пайнвуд тяжелый аэрозольный дым окутывает деревья, водоемы и причудливые лианы, воссоздающие жуткую атмосферу места, где должен бить Фонтан Молодости. Сынишка Джонни, Джек, с королевским взором матери и мягкими манерами отца, сопровождает Капитана на съемках - но не прежде, чем его куртка, шапка и шарф окажутся на положенных местах. "Чарли и шоколадная фабрика" тоже снималась здесь, в Пайнвуде, но шоколадная река теперь исчезла. Вместо нее текут странные ручьи, кишащие жуткими созданиями. Они мокрые и склизские, и сцена, свидетелем которой я являюсь - это смесь фехтовальной борьбы и хлюпающих ударов.

Позже костюмер снимает и уносит прическу Капитана - тяжелую копну дредов, костей и прочих сувениров. Темные шелковистые волосы Джонни заплетены во множество тугих косичек. Начинается смена декораций, объявлен перерыв, так что мы наконец можем сесть на полу его трейлера, и насладиться минутами редкого покоя, с сынишкой, прикорнувшим под боком. Джонни нажимает кнопку маленького диктофона и улыбается своей, присущей только ему улыбкой. Сейчас он - просто Джонни, но, по правде говоря, Джонни и сам по себе достаточно интересный персонаж.


СМИТ: Всегда, когда я тебя встречала - в трейлере, в твоем доме, в гостиничном номере - у тебя всегда с собой по меньшей мере одна гитара. Ты иногда разговариваешь с собеседниками, перебирая струны гитары. Что для тебя значит музыка?
ДЕПП: Это все еще моя первая любовь, настолько же сильная, как и всегда была, с тех самых пор, когда я ребенком взял гитару в первый раз и попробовал узнать, как с ней обращаться. Моя актерская деятельность - это странное отклонение от дороги, по которой я решил двигаться еще подростком, потому что у меня не было никакого желания, никакого интереса к игре вообще. Действительно никакого. Я был музыкантом, я был гитаристом, и именно этим я и хотел заниматься. Но из-за этого отклонения от пути, и, может быть, еще потому, что музыка для меня - не средство к проживанию, я, наверное, еще способен сохранять чистую любовь к ней. Странная вещь - я думаю, что я в своей работе использую те же методы, какие использовал бы, играя на гитаре. Я смотрю на персонаж как на песню, как на музыкальную композицию. Если вы думаете о музыкальном воплощении произведения, решение приходит к вам отовсюду - и вот уже пальцы знают, что делать, ложатся на гриф, на струны, вы знаете, какие аккорды вам нужны. Вы думает о том же, о чем думаете здесь, с актерской игрой: что было замыслом автора? Что я могу добавить к этому, что я могу сказать здесь, чего, возможно, больше никто не скажет? Это необязательно вопрос о том, сколько нот вам нужно освоить, это вопрос о том, какие ноты выразят то, что вы хотите сказать.

СМИТ: Я слышала от кого-то в твоем окружении - возможно, это было на съемках "Ромового дневника", или, может, во время "Туриста" - как сильно ты хотел вернуться к Капитану Джеку и как Джек похож на тебя. Что ты чувствуешь, когда влезаешь в шкуру Джека Воробья?
ДЕПП: Свободу - свободу от всяких условностей, свободу быть непочтительным. Я думаю, это похоже на то, как будто ты снимаешь с себя какие-то запреты, освобождаешь часть себя, чтобы быть - как они там это называют? - да неважно, просто, чтобы быть... Чтобы быть, независимо от любых обстоятельств. Самые близкие ощущения к этому я испытал, когда пытался как можно ближе узнать Хантера Томпсона, вжиться в него. Мы тогда очень, очень сблизились, я буквально прилип к нему и жил с ним довольно долго, чтобы попытаться стать Раулем Дюком, чтобы стать Хантером. И там была настоящая свобода, которой он обладал, способность быть выше любой ситуации, способность управлять любой ситуацией. Не было ничего, через что он не смог бы пройти, что он не сумел бы преодолеть. Если попытаться выразить это словами - он был так умен, так быстр и так свободен, что не давал ни одной крысиной заднице шанса соперничать с ним.

СМИТ: Он был мятежным воплощением Джонни Карсона. Я думаю, он всегда был разрушителем границ.
ДЕПП: Кто-то однажды спросил его: "Что такое хлопок одной руки, Хантер?" И он просто шлепнул его в ответ. Капитан Джек дает мне что-то подобное, позволяет хотя бы частично раскрепоститься - ну и вообще, ты же понимаешь, что крошечный Багз Банни дремлет в каждом из нас.

СМИТ: Маленькие дети любят - в самом деле любят Капитана Джека. И согласна, кто у нас больший озорник и блистательный упрямец, чем Багз Банни?
ДЕПП: В то время я не смотрел ничего, кроме мультфильмов, с моей дочерью - с Лили Роуз. Я не смотрел серьезных, взрослых фильмов целую вечность. Только мультфильмы, все эти великие вещи старых Уорнер Бразерс. И я думал - Господи, выразительные возможности здесь настолько шире, мультяшные персонажи действительно незабываемы. Они могут все. И я думал: они способны проникнуть в душу любого, и трехлетнего, и девяностотрехлетнего. Что ты можешь здесь сделать? Можешь ли ты попасть туда? Это было что-то типа отправной точки.

СМИТ: В капитане Джеке я также вижу немного от Джона Берримора - я имею в виду его чувство юмора и его поведение "не от мира сего". Он прячет свой ум и знания в своем собственном сундучке с сокровищами. Он действительно не хочет, чтобы люди поняли, насколько он умен и как много знает о происходящем.
ДЕПП: Да - что он уже полностью оценил ситуацию.

СМИТ: Что ты читал, чтобы представить себе атмосферу, в которой существовал капитан Джек, его образ жизни?
ДЕПП: Я прочел множество книг о первых пиратах. В частности, была одна книга, которая по-настоящему помогла - она называлась "Под черным флагом". После ее прочтения вы осознаете, что эти пираты действительно жили на свете - и вы либо влюбляетесь в них, либо вам уже промыли мозги и они вам не нравятся. Одной из книг, которые больше всего помогли мне с капитаном Джеком, была книга Бернара Муатессьера - именно там я нашел финальную реплику для первых "Пиратов". Сценаристы тогда затормозили и сидели, просто перебирая фразы - типа "Ну, а как насчет этого?", и никак не могли попасть. В книге Муатессьера описаны первые кругосветные плавания и, рассуждая о том, что заставляло людей предпринимать такие опасные путешествия, он пишет, что самым притягательным для моряков был горизонт, их желание достичь горизонта, узнать, что там, за ним, и именно это заставляло их двигаться вперед. Я подумал: вот оно! Вот оно! Ну, я и пошел к сценаристам, и сказал - у меня есть реплика: "А теперь - вперед, к горизонту!" ("Bring me that horizon!"). Они посмотрели и сказали: "Ха, нет, не то". Но где-то минут через 40 они пришли ко мне со словами: да, мы это берем.

СМИТ: Потому что если произнести это соотвествующим образом...
ДЕПП: Да - "Вперед, к горизонту". Это именно то, чего они хотели. Это то, чего хотели эти парни. Достичь горизонта. Зная, что этого никогда не произойдет.

СМИТ: Как Дисней воспринял твою концепцию капитана Джека? Об этом ходят противоречивые слухи.
ДЕПП: В то время отношение студии к Джеку было диаметрально противоположным. Они его не переваривали. Они его буквально не переваривали. Мне кажется, это был Майкл Эйснер, возглавлявший тогда Дисней, кому принадлежит цитата: "Он уничтожает фильм". Это был реальный экстрим - докладные, служебные записки, общее безумие, телефонные звонки, и агенты, и адвокаты, и скандалы, и звонки ко мне из, если так можно выразиться, верхнего эшелона Диснея с вопросами: что происходит с персонажем? Он городской сумасшедший? Он пьян? Кстати, он не гей? Он то? Он это? Ну, однажды я и сказал одной диснеевской даме, которая названивала мне с подобными вопросами: "А разве Вы не знаете, что все мои персонажи - геи?" После этого она действительно разволновалась.

СМИТ: Твоя роль Фрэнка в "Туристе" так отличается от Шляпника или Капитана - она сделана на более тонких нюансах. Такие персонажи - которые кажутся еще тише, чем вы можете представить - наверное, самые сложные для исполнения.
ДЕПП: Для меня существовал большой вызов в изображении такого персонажа, как Фрэнк - именно то, что он рядовой человек - так сказать, Мистер Заурядность. Не простофиля, просто обычный человек. Меня всегда восхищали люди, которых все считают абсолютно нормальными, потому что я считаю их самыми странными.

СМИТ: Как же ты нашел Фрэнка?
ДЕПП: Он был для меня чем-то типа целого ассорти из разных людей, которых я узнал за эти годы. Например, я знал одного бухгалтера, который ездил - при этом он был нормальный, очень пунктуальный и серьезный парень - так вот, он ездил по всему миру, чтобы фотографировать места, где были улицы или магазины, в названии которых встречались его имя или фамилия. Он ездил в Италию, ездил в Шанхай, и делал там снимки. Это была его фишка.

СМИТ: Когда ты играл кого-то, когда ты был глубоко погружен в персонаж - тебе когда-либо снились сны, про которые ты понимал, что это не твои сны? Видел ли ты сны своих персонажей?
ДЕПП: Определенно, мне снились сны, в которых я был своим персонажем. Суини, например. Мне много раз снились кошмары Суини. И, конечно, во время съемок "Распутника", у меня были сны Джона Уилмота.

СМИТ: Я бы сказала, что Уилмот был из тех людей, которого рвали на части многие демоны. Он реально существовал; в сущности, интерпретировать литературный персонаж - это одно, а играть реально жившего человека - наверное, совсем другое. Ты чувствуешь какую-то разницу?
ДЕПП: Это совершенно определенно разные вещи. Первое - это ответственность. Когда вы играете реальное лицо, на вас лежит ответственность перед этим человеком, перед его наследием, перед памятью о нем. Особенно когда вы играете такого человека, как Джон Уилмот, граф Рочестер, потому что я всегда чувствовал, что он был прекрасный, великий поэт, которого никогда не признавали серьезным поэтом, а рассматривали просто как сатирика или вообще как одного из придворных оболтусов Карла II. Я никогда не считал, что ему воздали должное. Он был отступник, блестящий поэт с невероятной творческой храбростью.
Я так сильно ощущал эту громадную ответственность перед ним, необходимость показать его правильно, что Рочестер захватил меня целиком. Я прочитал о нем все. Я знал о нем все. Я ездил по местам, где он жил, я был там, где он умер. Я просматривал его подлинные письма в Британской национальной библиотеке, выписывал оттуда его подлинные выражения и обороты речи и использовал их потом в сценарии. Этот парень был так глубок, и так одарен... Не хочу показаться каким-то экстрасенсом, но, думаю, он удостоил меня несколькими визитами.

СМИТ: Я смотрела "Распутника" множество раз. Операторская работа, режиссура, сценарий – там все прекрасно. Костюмы, актерский ансамбль, особенно женские роли - просто превосходны. Джон Малкович был для тебя отличным партнером. Но мне показалось, фильм был просто убит прокатчиками.
ДЕПП: Он был именно убит, совершенно точно. Он был уничтожен. Это был просто какой-то запредел.
Я хотел пойти к художнику Банкси, английскому мастеру граффити. Я хотел обратиться к нему с просьбой. Я хотел, чтобы он написал образ, набросок Джона Уилмота, и разбросал его в городе тут и там, лишь с одной строкой из фильма: "Я вам не понравлюсь". Я думал, в этом есть что-то такое соответствующее этому материалу. Но реакция была: "Че еще за Банкси?"

СМИТ: Есть ли какие-то актеры, у которых ты учился - может быть, актеры прошлых лет - чей опыт помогал тебе в какой-то определенной роли или в актерской работе вообще?
ДЕПП: Эти парни, которых я всегда обожал, были главным образом актеры немого кино - Бастер Китон, прежде всего, Лон Чейни старший, Чаплин... Конечно, эти трое сделали для меня все. И Джон Берримор. Это боги; да, это - боги. И потом актеры, которые смогли перейти эту грань между тишиной и звуком - Пол Муни, безусловно...
Но Марлон... Это все было до того, как появился Марлон Брандо. Это была революция, это изменило все. Работа, которую он сделал в "Трамвае "Желание"", была абсолютно иным подходом. И актерская работа после этого изменилась.

СМИТ: Он был больше чем - я не знаю, как выразить это - чем может вместить экран. Ты понимаешь?
ДЕПП: Абсолютно. Я не знаю, что, черт возьми, это такое, или что это такое было, но то время - особенно в то время - он значил больше чем просто много. Что это было - просто форма лица и носа, высота лба, размер глаз, какие-то генетические совпадения, или что-то еще, но он был предназначен для этого. И он полностью реализовал себя. Он сделал все.

СМИТ: Это всегда интересно, когда какая-то одна творческая индивидуальность - Микеланджело, Колтрейн, Боб Дилан, Джексон Поллок - так вдохновляет всех, что рождаются целые школы последователей, но все равно никто не может даже прикоснуться к ним. Да, они достигли этой вершины, но вершина - это еще и одиночество.
ДЕПП: И Марлон ненавидел все это. Он ненавидел свое "королевское" положение, и, вероятно, поэтому всегда высмеивал саму идею "знаменитости", "звезды". Но я знаю, что все это - ерунда. Я знаю, как он умел работать, и как напряженно трудился, когда были съемки. Ты знаешь, я видел, как он это делает. Работа была всем для него.

СМИТ: Ранее ты упомянул трех великих актеров немого кино. Ты - мастер голоса, речи, акцентов, слов. И все же ты выбрал трех актеров немого кино.
ДЕПП: Это и есть самая удивительная вещь - то, что они не обладали роскошью использовать речь. Поэтому то, что они делали, что они чувствовали, что они хотели выразить - все это должно было найти выход через само их существование на экране, через их глаза, их пластику. Их тело должно было это выразить, их экспрессия.

СМИТ: На протяжении всей твоей жизни у тебя, как кажется, были прекрасные отношения с несколькими замечательными наставниками - Марлоном, Хантером, Алленом Гинсбергом. И ты по сей день держишь этих людей рядом с собой, не отпускаешь их от себя. Эти люди просто случайно пересеклись с тобой? Или это что-то, что ты искал в своей жизни?
ДЕПП: Я думаю, что, вероятно, это и то, и другое. Это никогда не было сознательным поиском, но это случилось. Я сейчас вспоминаю еще о своем дедушке - мы были с ним очень, очень близки, но я потерял его. Мне тогда было около девяти.

СМИТ: Это твой дедушка вытатуирован у тебя на руке?
ДЕПП: Да, Джим. Он был замечательным примером для подражания. Во время сухого закона он днем водил автобус, а ночью гнал самогон. Он был такой, знаете, типа Роберта Митчума - настоящий мужик. Всегда называл вещи своими именами. Называл лопату лопатой и плевать хотел, если вам это не нравилось. Он был из другой эпохи - я имею в виду, из кардинально другой эпохи, как и многие парни в то время. Мы говорили о Марлоне, о Хантере - все они, даже Кит Ричардс до некоторой степени - все они оттуда. И Аллен, конечно, оттуда тоже. Я на самом деле считаю, что тогда было лучшее время. И я действительно верю в это. В каком-то смысле, если вы родились в 60-х или около того, вы как бы оказались разорванными между двумя мирами - ты понимаешь, что я имею в виду? У меня всегда была эта странная мысль - что я должен был появиться на свет в другую эпоху, в другое время.

СМИТ: Я снова подумала об "Эдварде Руки-ножницы" - там тоже есть эта фигура отца, наставника. Эту роль играл Винсент Прайс. Я помню, как ты однажды рассказывал мне о Винсенте Прайсе.
ДЕПП: Мы снимали "Эдварда", и Винсент играл его изобретателя - по существу, моего отца в этом фильме. И он был образцовым человеком. Он мог делать все на съемочной площадке. Он был крут. И он был стар.

СМИТ: Это был его последний фильм?
ДЕПП: Я думаю, да. Я думаю, это был его последний фильм.

СМИТ: Такой прекрасный фильм, чтобы уйти.
ДЕПП: И тот же самый жанр, в котором он был корифеем целую эру. Я обожал его. Так же, как и Тим, еще задолго до меня. Мы провели много времени вместе, за простой болтовней. Я был влюблен в него без памяти. У меня было старое издание Эдгара Аллана По, "Баллады и фантазии", я хотел показать ему эту книгу - просто показать, потому что мне очень нравились там иллюстрации Гарри Кларка. Я принес книгу Винсенту, и мы сидели в его трейлере. Он сказал: "О, да, прекрасно, это замечательная книга". Он бережно и очень изящно перелистывал тяжелые страницы. И он нашел "Гробницу Лигейи", и стал читать ее вслух. Он дошел примерно до половины, потом закрыл книгу и продолжил. Он знал ее наизусть.

СМИТ: Когда мы говорили о книгах, я подумала о твоей коллекции писем и рукописей. У тебя есть рукописи Дилана Томаса, Керуака, Рембо. Ты помнишь самое первое твое приобретение, и как вообще все это возникло?
ДЕПП: Это было в 1991 году, я заканчивал съемки в фильме "Аризонская мечта" в Нью-Йорке. И я вдруг почувствовал, что я просто должен отправиться в Массачусетс, в Лоуэлл, чтобы воочию увидеть этот город Керуака. Я к тому времени прочитал все его вещи и был просто переполнен им. Я отправился туда и встретился с Джоном Сампасом, братом жены Керуака. Мы долго беседовали, потом он повел меня показывать город. Мы прошлись по нескольким барам и пошли в его дом, где я провел около пары дней. В то время еще никто не думал о том, что все эти мелочи можно с выгодой распродать. Он дал мне полный доступ к вещам Керуака. Он только открыл дверь – и бац! Я увидел "Книгу снов", которая валялась под его кроватью. В свое время я прочел ее от корки до корки. А теперь она лежала здесь, прямо передо мной.

СМИТ: Рукопись?
ДЕПП: Рукопись и акварельные рисунки к "Книге снов". Они были прямо передо мной, и записки, крошечные записные книжки, которые он любил носить в заднем кармане. Я сидел и читал их - столько, сколько мог. И я увидел содержимое его чемоданов, которые не открывались столько лет. Джон Сампас дал мне плащ, чтобы мы могли пойти на кладбище на могилу Керуака. И этот плащ принадлежал Джеку. Черный плащ, ниже колен. Я сунул руку в карман - в правом был кусочек ткани, ветхой ткани. А в левом был старый пакетик с картонными спичками. И я подумал - о'кей, я могу прикоснуться к ним. Как будто Смитсоновский университет был в моих карманах, понимаешь?

СМИТ: Ты, должно быть, почувствовал, что падаешь в твою персональную кроличью нору.
ДЕПП: Я был бы счастлив, если бы мог никогда не уезжать оттуда. Я был бы счастлив остаться там.

СМИТ: Ты сейчас что-нибудь читаешь? То есть, ты всегда что-то читаешь, правильнее спросить - что ты читаешь сейчас?
ДЕПП: В перерывах между чтением сценариев я читаю "Худого", книгу Дэшиэла Хамметта - хочу посмотреть, можем ли мы что-нибудь выудить из нее. Это могло быть что-то для режиссуры Роба Маршалла, а я мог бы сыграть роль Ника. Моя надежда - что Пенелопа Круз согласилась бы играть Нору.

СМИТ: А какие сценарии ты читаешь?
ДЕПП: Сейчас - последний вариант "Черных теней". Это фильм, который я хочу сделать. Сценарий уже близок к завершению - по сути, ждет только окончательного одобрения нашей тройки - Тима, меня и сценариста - чтобы запустить его в дело. И он действительно стал хорош - просто чертовски хорош.

СМИТ: А ты не думаешь об игре в театре, на сцене? Я думаю, было бы прекрасно увидеть тебя, работающим вживую.
ДЕПП: Думаю, думаю, думаю. Эту отраву в меня поселил Марлон. Однажды он спросил у меня, сколько фильмов я делаю в год. Я ответил - да не знаю, около трех? Он сказал: "Ты должен притормозить, малыш - ты должен притормозить. Потому что не так уж много лиц прячется в наших карманах". И потом он продолжил: "Почему бы тебе не взять годик, не поизучать Шекспира, "Гамлета"? Иди, поработай над Гамлетом и сыграй эту роль. Сыграй эту роль прежде, чем состаришься".
И я подумал - о, да, да, я знаю Гамлета. Великолепно. Какая великая роль, великая пьеса, и так далее - ну, ты понимаешь. А потом возник убийца. Он сказал: "Я никогда не занимался этим. У меня никогда не будет шанса сделать это. Зачем тебе вообще за это браться?" Это ведь Марлон был одним из тех, кто должен был сыграть эту роль. А он не сыграл. Не сыграл. Поэтому он пытался внушить хотя бы мне - сыграй эту проклятую роль, парень. Сыграй, пока у тебя все зубы не вывалились. Сыграй это. И я хотел бы. Я правда, правда хотел бы.


Патти Смит,"Vanity Fair", январь 2011